Сиба Рётаро, "Пылающий меч"

[Shinsengumi]

О том, что существует английский перевод первой части этого романа, вы, я полагаю, знаете. Как и приснопамятный Хиллсборо, он не так-то прост для чтения, а также, к великому сожалению, весьма несовершенен. Поэтому мы с коллегой Аминьей из ЖЖ решили его все-таки перевести. Прекрасно осознавая, что вторая итерация будет еще более несовершенна, чем первая. Тем не менее шансов на то, что кто-то в ближайшее время переведет "Меч" с японского, маловато, а прочитать роман все-таки хочется, благо это один из немногих доступных художественных источников по теме. Мы не можем позволить себе сверять с оригиналом каждое предложение, это был бы дополнительный огромный пласт работы, но тем не менее спорные места проверяются по первоисточнику, поэтому могут возникать разночтения с английским текстом, иногда довольно серьезные. Прошу не удивляться.

Итак, Сиба Рётаро, "Пылающий меч".

Перевод - Aminya
Редактура и литобработка -  Донна Анна (Ллиотар)
Консультанты -  Shmyrina_Anna, Зайца Ушастая

Глава первая

Ночная ярмарка женщин

Командир Синсэнгуми Кондо Исами, разговаривая с глазу на глаз со своим помощником Хидзикатой Тосидзо, называл его просто Тоси. А когда они наедине обсуждали необходимость очередного убийства и он спрашивал: «Ну, что будем делать с этой мразью?» — в его речи появлялся говор, характерный для выходцев из местечка Тама, что в Бусю. Исами был родом из Ками-исивары, а Тосидзо — из Исиды, двух деревень, расположенных вдоль тракта Косю, менее чем в двенадцати километрах друг от друга. Ранним летом там в траве кишели гремучие змеи.
Жизнь Тоси, или Тосидзо, младшего брата Кироку, крестьянина из деревни Исида, круто изменилась в самом начале лета 1857 года (четвертый год эпохи Ансэй), когда только-только наступил сезон посевов.
Стояла небывалая жара. Однажды вечером Тосидзо вышел из деревни и направился по тракту Косю прямиком в Футю, что в области Мусаси, до которого было десять километров пути. Подол его юкаты был лихо заткнут за пояс.
Тосидзо был высок и широкоплеч, двигался он легко и пружинисто. Знающий человек без труда распознал бы в нем умелого фехтовальщика. Его голова была обмотана синим платком, концы которого элегантно спадали на грудь, — смотрелось это необычно, но ему странным образом шло. Словом, молодой человек был щеголеват.
Кстати, о щеголеватости. Узел волос на темени Тосидзо тоже был своеобразным. Как сын крестьянина он должен был укладывать волосы в стиле сукобин [1], но даже в родной деревне всегда причесывался на особый манер и, будто этого было мало, — явно подражая прическам настоящих самураев.
Староста деревни Сато Хикогоро, видя это, отругал его:
— Знай свое место!
Тосидзо только отвел взгляд и рассмеялся:
— Что тут такого? Однажды я обязательно стану самураем.
Прическу он так и не изменил, хотя стал носить платок. Тем не менее односельчане с недовольством судачили о том, что «на узел волос Тоси из вежливости смотрят сквозь пальцы». Семья Тосидзо состояла в родстве с семьей Сато, и староста деревни предпочел притвориться, что не замечает странной прически юноши.
Однако вовсе не платок, а сверкающие из-под него глаза — большие, проницательные, опушенные густыми ресницами — так красили Тосидзо. Деревенские девушки млели под его взглядом и провожали юношу восторженным шепотом. У мужчин же было другое мнение:
— По глазам Тоси никогда не скажешь, что у него на уме.
И в самом деле, никто не мог предвидеть, что предпримет этот молодой человек. Даже тогда, в дороге, на Тосидзо под юкатой, незаметно для постороннего взгляда, был надет ги, тренировочный костюм для дзюдо.
На выходе из города его окликнул знакомый, возвращающийся домой из полей:
— Привет, Тоси, куда идешь?
Тосидзо промолчал. Не мог же он сказать, что собирается изнасиловать женщину. Сегодня вечером должна быть проходить церемония Рокуся Мёдзин, или, в просторечии, Фестиваль темноты. Тосидзо планировал пробраться туда под покровом ночи. Там он стащит кимоно с одной из пришедших в святилище девушек, повалит ее наземь и овладеет ею. Потом снимет с себя юкату и расстелет на влажной от вечерней росы траве, чтобы женщина не промокла, пока спит. Ги он надел на случай, если придется драться с кем-то из сопровождающих ее мужчин.
Тосидзо был не единственным злоумышленником — поступать так предписывала традиция.
Не все паломники, посетившие нынче вечером храм, были из центральной области. Многие ради этой ночи пришли из деревень Сантамы, а некоторые даже из Эдо. Когда последний фонарь потухнет и на землю падет непроглядная тьма, и мужчины и женщины вернутся к обычаям своих предков — когда все, что человек мог взять, становилось его законной добычей.
Мало-помалу группки паломников с фонарями, направляющихся на церемонию Рокуся Мёдзин, становились все многочисленнее. С той стороны, где находился Эдо, взошла луна. В ее свете мужчины и женщины, с факелами в левой руке и зелеными бамбуковыми посохами в правой, продвигались вперед, выстукивая странный ритм. Поскольку стоял сезон гремучих змей, они хлопали по дороге расщепленными концами своих палок, чтобы отпугнуть этих тварей. У Тосидзо тоже имелась бамбуковая палка, но не простая. Он выдолбил ее середину и залил внутрь металл, сделав палку тяжелой, как стальной прут. Она гораздо лучше годилась для устрашения людей, нежели гремучих змей.
В окрестностях на Тосидзо смотрели как на нечто шипастое, ранящее любого, кто дерзнет коснуться, и за глаза частенько звали «колючей изгородью Исиды». Так обычно называют людей отчаянных и жестоких, но есть еще жаргонное словосочетание «колючая задница» — в районе Кобэ и поныне так говорят о юных преступниках. Это может означать, что данное выражение тогда было распространено в разных областях.
Тосидзо прибыл на место незадолго до восьми вечера. Цепочки крашенных в красно-коричневый цвет фонарей опоясывали шестьсот окружавших территорию зданий. Шесты с большими бумажными фонарями были воткнуты в землю вдоль вязов, растущих по обочинам дороги к святилищу. Их яркий свет превращал ночь в день.
Это была так называемая ночная ярмарка женщин.
По дороге Тосидзо глазел на девушек. Несколько раз он натыкался на своих односельчанок, которые уже готовы были приспустить ворот, но их всякий раз останавливали его «нет!» и пугающий взгляд. В определенном отношении Тосидзо был необыкновенно застенчив и никогда не спал с женщинами из родной деревни, ведь ни одна из них не удержала бы язык за зубами. Поэтому некоторые говорили: «Тоси скромник».
Тосидзо почему-то страшно боялся любых насмешек, касающихся его любовных интрижек. Без всякой на то причины, просто такова была его особенность. Вот почему кое-кто говорил: «Тоси кот». Псами считались распутники, а вот котами называли тех, кто предпочитал скрывать от общественности свои частные дела. Однако дело было не только в отношении Тосидзо к личной жизни. Он вообще напоминал свирепого ночного хищника, приручить которого нелегко.
Но превыше всего была одна причина, по которой Тосидзо не хотел связываться с односельчанками. Крестьянки его просто не привлекали. Положение женщины в обществе — это все, считал Тосидзо. Внешность значения не имеет, он был искренне в этом убежден. К женщинам, стоящим выше него, Тосидзо влекло с такой силой, что аж в дрожь бросало. Немногие мужчины обладают подобным сексуальным аппетитом.
Прошлой зимой, например, он переспал с девственницей. Она принадлежала к крупному буддистскому храму в Хатиодзи, и по синтоистскому обычаю последователи называли ее принцессой. Едва заслышав об этом и даже не взглянув на девушку, Тосидзо решил, что хочет с ней переспать. Ради встречи с ней он временно поселился в храме, расположенном в восьми километрах от его дома. Обитателям Хатиодзи Тосидзо был знаком как аптекарь.
В тот период своей жизни он продавал лекарства. Тосидзо происходил из крестьянского рода, считавшегося по тем временам богатым и могущего позволить себе не заниматься торговлей. Однако в его семье из поколения в поколение передавался рецепт тайного снадобья, которое называлось «порошок Исида» и, как говорили, отлично помогало при синяках и переломах. Одним из его ингредиентов была похожая на вьюнок колючая трава, растущая у реки Аса, что текла через родную деревню Тоси. Эту траву тщательно высушивали на жарком летнем солнце, обжигали, измельчали в порошок и подавали больному вместе с горячим саке. Лекарство было до странности действенным. После знаменитого сражения в гостинице Икэда, в котором впоследствии участвовали Синсэнгуми, Тосидзо напоил раненых этим снадобьем. Говорят, что через два дня все опухоли от синяков спали и все сломанные кости исцелились.
Тосидзо странствовал, торгуя порошком Исида, не только по Бусю, но также по Косю и Айсю. В детстве он учился фехтовать, а потом, чтобы совершенствоваться дальше, посещал окрестные додзё и лечил в обмен на тренировки. Тосидзо тогда исходил эти области вдоль и поперек. Позже, когда он прославился своей деятельностью в Синсэнгуми, многие учителя, и среди них Огава Кэйдзи, мастер стиля Синто Мунэн из додзё в Сакурамати, что в Косю, отмечали: «Значит, Хидзиката Тосидзо был тем аптекарем из Бусю? Меня это ничуть не удивляет».
Вот так он сумел пробраться в храм Хатиодзи из предоставленного ему как аптекарю помещения. Храм назывался Сэндзюбо. Хозяин проникся к Тосидзо симпатией и сказал: «Если хочешь, можешь жить в амбаре и продавать в городе свои лекарства». Тосидзо девушку до сих пор не видел, но днем тщательно осмотрел храм и сад. Девушка жила в одной из многочисленных комнатушек в храме.
На следующий день он впервые узрел ее воочию. Она сидела на берегу озерца в саду, кормила рыбу и нежилась в лучах солнца. Девушка заметила Тосидзо, когда он проходил мимо, и повернулась к нему.
Она с подозрением нахмурилась. Этого следовало ожидать. По синему платку и полосатому шелковому кимоно, перетянутому красивым поясом кэндзё, а особенно по важности, с которой он держался, его можно было принять за старшего сына деревенского старосты. Короб с лекарствами, прицепленный к рабочим штанам, придавал ему вид простого торговца. Но за плечами юноша нес фехтовальную экипировку. Она еще никогда не видела такого несуразного человека. Что еще более странно, внешность его удивительно сочеталась с ясными, сияющими глазами. Кем он может быть? Она пристально наблюдала за ним.
С точки зрения Тосидзо, девушка была не слишком красива, но ее миниатюрность и аура покорности пришлись ему по вкусу. Однако он ни разу не поклонился. Как бы сильно его ни тянуло к женщинам высокого положения, он не относился к тем мужчинам, кто склоняет голову перед женщиной и осыпает ее любезностями. Тосидзо просто сделал три шага вперед и произнес: «Со временем».
Со временем — что? Она взглянула на него, словно собираясь задать этот вопрос, но Тосидзо уже повернулся к ней спиной и направился к храмовым воротам.
Той ночью около полуночи Тосидзо смочил наружный ставень окна комнаты девушки мочой и бесшумно открыл его. Молодые люди из области Бусю-Тама, приходя к девицам ночью, всегда пользовались этим способом.
В комнате спали две женщины. Второй была нянька; Тосидзо даже присел у ее подушки, чтобы убедиться, что она не проснется. Затем он прислушался к дыханию спящей девушки. Оно было тихим и мягким — она тоже крепко спала. Тосидзо передвинулся к изножью футона и медленно поднял его, открыв нижнюю половину тела девушки. Он взялся за большие пальцы ее ног и приподнял. Удерживать ее ноги таким образом в воздухе было чрезвычайно сложно, но Тосидзо знал, что это единственный способ продолжить, не разбудив ее.
Наконец ее ноги оказались раскинуты поверх футона. Девушка лежала безжизненно и недвижно, как покойница. Когда она наконец проснулась, было уже слишком поздно. Тосидзо, однако, счел странным то, что она даже не вскрикнула. Ее тело застыло, но не похоже было, что она пытается подавить вопль или вообще издать какой-то звук.
«Со временем». Поняла ли она, что имел в виду Тосидзо? Или, может статься, втайне мечтала о подобном любовном приключении? В здешних местах ночные визиты такого рода не были редкостью. И, надо сказать, это Тосидзо начал впадать в отчаяние от ее удивительного безразличия. «И это принцесса?»
На следующий день, спрятавшись в роще тутовых деревьев за храмом, он подглядел, как она в рабочей одежде собирает шелковицу, и расстроился еще больше. Это неправильно, подумал он. Совсем не такой он ее себе воображал. Простецки одетых селянок, собирающих шелковицу, хватало и в его родной деревне, ради этого незачем было тащиться сюда, в Хатиодзи.
Тем же вечером он отправился домой, даже не зайдя в Сэндзюбо перед уходом.
Этот случай может показаться странным, но он превосходно демонстрирует, как страстно Тосидзо желал женщин с высоким положением в обществе. Впрочем, высокое положение — понятие относительное, поскольку в подчиненной бакуфу области Бусю-Тама кроме храмов не имелось ничего, ни единого самурайского дома — и, следовательно, никого, кроме крестьянок, пахнущих конским навозом. Не имея другого выбора, Тосидзо завоевал сердце храмовой служительницы-звонаря из святилища Рокуся Мёдзин в Футю и иногда пробирался в домик, где она спала.
Поскольку эта девушка, Кодзакура, вероятнее всего готовилась к ночному танцу служительниц, он не ожидал ее увидеть, но все равно намеревался проникнуть в дом в сумерках, когда обряды закончатся. Попав внутрь, он приступил к поискам. Если он увидит достойную женщину, то, по обычаю, погасит лампы и возляжет с ней в темноте. Однако ни одна из девушек внутри не показалась ему желанной.
«Я хочу девицу из самурайского рода из Эдо, — думал Тосидзо, шагая под фонариками в лесу неподалеку от святилища. — Где же они?»
Прошло два часа, а он все еще никого не нашел. Оно и понятно — с чего бы женщине, служащей сёгуну в Эдо, захотеть посетить такой суматошный фестиваль? В настоящий момент суматоху создавали посетители, поскольку святилище Рокуся Мёдзин (сейчас Окунитама) вообще-то с давних пор было центральным храмом Бусю. В нем проводились фестивали довольно высокого уровня, поэтому те, кто обучался в Эдо на синтоистских священников, часто получали здесь свое первое назначение. Вот насколько высок был статус этого святилища.
«Что ж, удача мне изменила», — решил Тосидзо, собираясь уходить. Всякий раз, отправляясь на поиски, он слышал шепотки нескольких сельских шлюшек, снующих поблизости, но даже не глядел на них.
Продираясь через лес, окружавший святилище, Тосидзо услышал громкий крик. Предположив, что это полночные барабаны-тайко, сопровождающие процессию с переносным святилищем, он продолжил путь. Внезапно все фонари разом погасли, и молодого человека окружила темнота.
Непроницаемая темнота.
Не видя ничего, кроме звезд на небе, толпа затаила дыхание, ожидая, когда святилище бога поднесут к святилищу богини. В этот момент мужчина и женщина должны были слиться воедино. Все участники верили, что этот священный акт принесет им процветание, поэтому они укрылись в тенях и не издавали ни звука, боясь осквернить небесные силы. Несколько девственниц стояли столбом, пока их насиловали, а нескольких замужних дам затоптали в страшной давке. Но все без исключения женщины знали, что необходимо хранить молчание, что бы ни случилось.
К счастью для Тосидзо, когда погасли фонари, рядом с ним была женщина. Она почему-то не подошла к нему. Они находились в лесу, далеко от главной улицы, на которой шумела большая часть толпы. Было темно, поэтому на ходу Тосидзо не сразу заметил ее тень и сомневался, что она заметила его. Обнимая ее, он удивился невероятной мягкости ее шелкового кимоно. Кто она?
Тосидзо ощупал ее наряд, отметив, что он состоит из четырех затейливых покровов, в чем в здешних местах не было никакого смысла, даже для дочери деревенского старосты. Еще она, кажется, носила за пазухой мешочек с благовониями, потому что Тосидзо уловил незнакомый аромат.
— Кто, во имя неба, вы такая? — наконец прошептал он в нарушение правил.
Но женщина, несомненно считая происходящее священным обрядом, покачала головой и промолчала.
— Скажите, прошу вас.
— Нет. — У нее был звонкий голос и мягкий выговор, без резкого акцента Бусю.
— Вы против?
— Нет.
Тосидзо заставил ее опуститься на траву и схватил в объятья в бездумном порыве, как тогда, когда в первый раз познал женщину. Он, конечно же, не знал, что обнимает свою новую судьбу.
«Не понимаю». Одетая как девственница, она тем не менее не была таковой. Не прерывая начатого, он быстро вытащил из ее оби парчовый кошель с кинжалом. С его помощью он позже сможет установить, из какого она сословия. Женщина ничего не заметила. По завершении она привела себя в порядок и растворилась в ночи.
Когда церемония закончилась и на святилище упали рассветные лучи, Тосидзо пробрался в комнату Кодзакуры.
— Вот, — сказал он, показав ей кинжал — необычайно гладкий на ощупь, будто водоросль, с вырезанным на рукояти именем Норисигэ. Если имелся в виду знаменитый Норисигэ из Эттю, то кинжал был настоящей редкостью. Но Кодзакура, не удостоив клинок даже взглядом, поднесла к свету кошель, в котором он лежал.
— Ты был с ней? — изумленно спросила она. — Полагаю, был, раз у тебя в руках эта вещь.
— Да. Я до сих пор чувствую на себе запах ее благовоний.
— Тебе знаком этот герб? — Кодзакура указала на вышитую на алой ткани золотом хризантему с пятью лепестками.
— Нет.
— Это неофициальный герб семьи главного священника Саватари в Эттю. На этот раз ты действительно отличился. Я видела этот кошель раньше. Он принадлежит старшей сестре господина Саватари Садоноками, госпоже О-Саэ.
— Вот как?
Тосидзо снова взял в руки кошель, глядя на хризантему на гербе так, словно собирался откусить от нее кусок.


********************************
1. Нам не удалось выяснить, как точно выглядела эта прическа (素小鬢 ). Немногие комментаторы сходятся на том, что этот стиль слегка отличался от самурайского в сторону большего шика, придуман был крестьянами и включал какую-то манипуляцию с боковыми прядями.