Остапа несло. Впереди были водопады Рэроса.
Глава третьяСитири Кэнносукэ
В двадцати четырех километрах от Найто Синдзюку в Эдо вдоль тракта Косю располагался город, известный как Тёфу; центр же его в те времена именовался Фуда. Тёфу и четыре соседние деревни — Кокурё, Котори, Симо-исихара и Ками-исихара — составляли так называемые «пять селений Фуды». Городок этот и сейчас не слишком-то изменился, а уж тогда был сплошь застроен гостиницами, которые провоняли веявшим с тракта запахом конского навоза. Вдоль улиц тянулись ряды крытых дранкой домов, и в каждом из них обычно держали в качестве служанок двух-трех проституток — одзярэ. Отчего-то все они были загорелыми до черноты, поэтому их называли «черными женщинами Фуды». Мелкие торговцы, снующие по тракту Косю, всегда охотно останавливались в этих заведениях.
С тех пор как Тосидзо наблюдал отъезд Саэ в Киото, минуло уже полгода, и вот однажды днем он объявился в этих местах. Солнце над принадлежащей некоему Рихэю гостиницей «Дзёсю» еще стояло высоко, когда он перешагнул порог.
— Это я, — сказал Тосидзо, приветственно махнув ножнами с мечом. Он прибыл прямо из эдосского додзё.
— А, сэнсэй! — Хозяин гостиницы Рихэй поспешил препроводить мечника в его комнату на втором этаже.
В тот день Тосидзо был одет в черное буссаки-хаори — такие куртки не стесняли движений рук, поэтому их часто носили всадники и самураи — с гербом его семьи Хидари-Мицудомоэ и суконные хакама, отороченные полосками крашеной кожи, что смотрелось весьма необычно. Ножны обоих его мечей были очень простыми и безыскусными, поэтому он залакировал их под дуб. С волосами, затянутыми на макушке в аккуратный узел, он выглядел истинным самураем, и никто не признал бы в нем прежнего Тосидзо.
Тосидзо заходил сюда с тракта Косю раз в месяц. Чтобы додзё Тэннэн Рисин хоть как-то сводило концы с концами, Кондо рассылал своих лучших учеников давать по деревням уроки фехтования. В окрестностях додзё в городке Кобината-Янаги располагалось множество усадеб мелких вассалов, однако сыновья этих славных семей крайне редко соглашались учиться малоизвестному стилю. Занятия посещали в основном любопытствующие горожане, люди средних лет и дети из начальной школы при местном храме Дэндзуин. Поэтому львиную долю доходов додзё получало от «выездных» уроков в области Тама.
Разумеется, сам Кондо тоже ходил давать уроки. Но и ученики, имеющие ранг мокуроку, такие как Хидзиката Тосидзо, Окита Содзи и Иноуэ Гэндзабуро, каждый месяц по очереди отправлялись в многодневные дальние походы по тракту Косю. Гостиница «Дзёсю» в Фуде была для них привычным местом ночлега. Молодые люди всегда предвкушали, как остановятся там и проведут ночь с одной из служанок, но у Тосидзо, в отличие от остальных, «черные женщины» не вызывали ни капли интереса. Он просто велел служанке принести сакэ, не сделав попытки и пальцем ее коснуться.
— Ужин будет позже, — сказала она.
— Принеси мне бутылку. — Однако пить Тосидзо не стал, лишь пригубил и добавил: — И женщину приведи.
— Господин! — удивленно выпалил Рихэй. — У вас есть какие-то особые пожелания?!
Не обращая на слова хозяина внимания, Тосидзо продолжил:
— У вас ведь служит одзярэ по имени О-Саки?
— Да.
— Пусть придет сюда.
Хозяин умчался, выскочил через задние ворота на дорогу и вскоре оказался в полях. В бурьяне кверху задом стояли и с шумом что-то делали три девицы. По ночам женщины подобного сорта, наряженные в замызганные шелковые одеяния с короткими рукавами, выходили на улицу; днем же они либо спали, либо, надев рабочую одежду, ловили за городом в запрудах гольцов. Естественно, свою добычу они варили и съедали. Считалось, что это блюдо дарует их телам достаточно силы для ночной работы и убережет от заразы. Именно поэтому женщины во всех гостиницах вдоль тракта Косю, как говорят, смердели гольцами.
— О-Саки, ступай мыть руки! — заорал хозяин так, словно корову бранил.
Девушка не разгибаясь глянула на него.
— Клиент? — приподняла она бровь. Те, что заявлялись после полудня, всегда были особенно похотливы.
О-Саки быстро переоделась и четверть часа спустя предстала перед Тосидзо, набелив одну только шею. Это была тонкогубая девушка восемнадцати с половиной лет, до сих пор говорившая с сильным акцентом уроженки Дзёсю.
Тосидзо сидел в своей комнате, потягивая сакэ и созерцая южное небо. Как только О-Саки вошла в комнату, он взглядом пригвоздил ее к полу:
— Это была ты.
— Я?
— Ты две ночи назад провела вечер с Иноуэ Гэндзабуро-сан.
— Ну да, я это была.
Иноуэ, самый старший из учеников в додзё Кондо, особым умением не отличался, но меч его, такой же надежный, как и вся его добросовестная и честная натура, всегда находил цель. Иноуэ был учеником в додзё еще со времен прежнего мастера и происходил из крестьянской семьи с юга Тамы. Хидзиката вызвал О-Саки потому, что две ночи назад, переспав с Иноуэ, она, по всей видимости, поведала тому весьма тревожную историю.
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне то, что рассказывала ему.
— Не хочу, — отрезала О-Саки, глядя в одну точку.
— Извини, оговорился. Скажу по-другому: тебе придется мне все рассказать.
А дело было в том, что несколько дней назад мечник, путешествующий в компании двух своих товарищей, заплатил за услуги О-Саки, а потом забросал ее в постели вопросами об учениках додзё Кондо. Вернувшись в Эдо, Иноуэ сообщил об этом Тосидзо и предупредил: «Не скажу, что понимаю, в чем тут дело, но, если ты появишься там, на тебя могут напасть. Лучше тебе не разгуливать по Таме ночью».
Должно быть, он как-то связан с Рокуся Сохаку, решил Тосидзо. Естественно, он не признался в случившемся никому в додзё. На чужой рот платок не накинешь: шепнешь одному — рано или поздно узнают все. «В любом случае, — заключил Иноуэ Гэндзабуро, — сходи в «Дзёсю» и расспроси О-Саки».
— О чем именно он тебя спрашивал? — Тосидзо пристально посмотрел на девушку.
— О лице, — ответила она, подливая сакэ. — Ага, о лице. Он хотел знать, как вы все выглядите. Сказал, они ищут человека, срубившего лаковое дерево за храмом Рокуся Мёдзин в Футю. Оно что, священное было?
— Не бывает священных лаковых деревьев. — Как он и думал, дело касалось Рокуся Сохаку. Значит, когда он ходил туда во второй раз, его заметили местные крестьяне. Вероятно, слухи расползлись по тракту Косю и в конце концов достигли ушей учеников Рокуся Сохаку.
— Как выглядел тот человек? У него были длинные вьющиеся боковые пряди?
— Угу, — кивнула О-Саки. Оставалось выяснить насчет шрама. — И еще он показался мне довольно красивым. Макушка у него была не выбрита, и волосы отросли, а под правым глазом шрам. А росту в нем что-то около 160 или 170 сантиметров.
— Какой у него выговор?
— Даже не знаю... может, эдосский? Вообще, я бы сказала, что он из Дзёсю.
Тосидзо покинул Фуду на следующее утро и отправился давать уроки юным ученикам в дом семьи Кондо в Ками-исихаре, а через день ноги привели его в деревню Рэндзяку. Там не было тренировочного зала, и он придумал использовать для занятий приведенный в порядок склад для мисо, принадлежавший старосте деревне.
Когда Тосидзо прибыл, его уже ожидала группа из шести юношей.
— Вчера в деревню приходил какой-то странный человек, — сообщили они ему. — Он хотел знать, когда в следующий раз можно будет увидеть ваш урок, сэнсэй.
Тосидзо переменился в лице.
— Он называл меня по имени?
— Да.
Значит, тот человек уже каким-то образом сумел выйти на Тосидзо.
— Как вы думаете, что ему надо?
— Он сказал, что хочет у вас учиться. Под правым глазом у него был шрам...
— Никогда прежде его не видел, — равнодушно сказал Тосидзо, снимая кимоно. Потом же, завязывая тесемки фехтовального нагрудника, он, словно осененный какой-то идеей, поинтересовался: — А откуда он родом?
— Из Хатиодзи.
Молодого человека, ответившего на вопрос, звали Синкити. Каждый год он десять дней проводил в Хатиодзи, торгуя изготовленными им варадзи для лошадей, и пару раз встречал того человека.
Выйдя назавтра из деревни Рэндзяку, Тосидзо немедленно отправился в расположенную в двадцати километрах от нее область Хатиодзи. Эта часть Бусю находилась довольно близко к Косю — их разделяли лишь западные холмы гряды Коботогэ. Со времен Сэнгоку и до того, как Токугава Иэясу сделал Эдо столицей, сюда стекались опустившиеся, потерявшие былой статус самураи из Косю и вообще всего региона Канто. Когда к власти пришел род Токугава, всех местных мужчин собрали воедино под лозунгом «все, кто из Сэннина, что в Хатиодзи, — собратья». Чтобы защититься от возможного вторжения врага через гряду Коботогэ, в Косю был организован пограничный самурайский отряд, а его членам выделили протянувшуюся на шестнадцать километров полосу земли и жилье. Естественно, для обучения бойцов были со временем построены тренировочные залы, самым значимым из которых было додзё школы Когэн Итто, принадлежавшее Хируме Хандзо. До того как пасть от меча Тосидзо, Рокуся Сохаку работал там помощником учителя.
«Так я и знал», — подумал Тосидзо. Человек со шрамом наверняка был одним из собравшихся в Хатиодзи учеников Рокуся Сохаку. Должно быть, с той самой ночи они без устали пытались выяснить личность убийцы.
И вот Тосидзо снова довелось переступить порог Сэндзюбо. В этом синтоистском храме он всегда останавливался, когда ходил торговать снадобьями в Хатиодзи, и именно здесь он однажды проник в покои храмовой служительницы. Дзэнкай, глава храма, был сражен произошедшими в Тосидзо переменами и даже поинтересовался, не сделался ли тот разнорабочим в Эдо.
— Да теперь так даже бандиты с большой дороги одеваются, — уклончиво ответил Тосидзо. — Как дела у той девушки?
Не то чтобы его в самом деле волновал ответ на этот вопрос, но он просто не знал, с чего еще начать беседу.
— Прошлой осенью она вышла замуж. — Однако не эта, а следующая фраза потрясла Тосидзо до глубины души. — Сэн стала женой Хирумы Хандзо, владельца додзё Хирума в городке Сэндзин неподалеку отсюда.
«Ах вот как?..»
— Я слышал о человеке из этого додзё, по имени Рокуся Сохаку, — как бы между прочим обронил Тосидзо.
— Да, был такой. В прошлом году его убили на задворках дома Саватари, в храме Рокуся Мёдзин. Он получил рану в голень, и люди судачили, что на него напала группа учеников школы Рюго из Вараби. Но недавно прошел новый слух...
— Хм-м?..
— Говорят, в действительности это дело рук кого-то из школы Тэннэн Рисин, и, надо полагать, тому есть доказательства, поскольку некоторые ученики из додзё Хирума отчаянно ищут убийцу.
— В том додзё, — резко сменил тему Тосидзо, — есть белокожий ученик, у которого под правым глазом шрам, если я не ошибаюсь...
— Вы имеете в виду Ситири Кэнносукэ, помощника учителя?
— Ситири? — Тосидзо старательно изобразил неведение. — Что он за человек?
— Я слышал, он может за себя постоять. Раньше он учился стилю Нэн в Маниве — это в Дзёсю, — но потом пришел в Бусю и стал изучать стиль Когэн Итто. Говорят, он невероятно искусен в мгновенном выхватывании меча из ножен и во всем Эдо с ним в этом мало кто может сравниться.
Тосидзо неотлучно провел в храме несколько суток и выспросил у местных обитателей все, что они знали о Ситири Кэнносукэ. Это был мужчина тридцати с лишком лет. В додзё, напиваясь, он приказывал ученикам связать ему руки за спиной и высоко подбросить в воздух меч. В связанные же руки Кэнносукэ брал ножны и неизменно в них ловил клинок.
Искусство вкладывать меч в ножны и мгновенно выхватывать его, или иай, было тесно связано со стилем Араки из Дзёсю. Начало этому стилю положил акробатический трюк, изобретенный сельским самураем Оодзимой Сингоэмоном (умер на 14-й день четвертого месяца 1779 года). Однажды он забросил обнаженный меч своего ученика на крышу, а потом, стоя под стрехой, ждал, когда клинок упадет, чтобы поймать его в пристегнутые к поясу ножны. Прием этот стал традиционным для стиля Араки, и Ситири Кэнносукэ не мог не изучать его.
Насколько же он хорош? Трусость была совершенно не в характере Тосидзо, и он ясно осознавал, что конечная цель неустанных поисков Ситири Кэнносукэ — его собственная смерть и что единственный способ избежать ее — это убить его первым.
Он ненадолго вернулся в эдосское додзё и обратился к ушедшему на покой мастеру, старику Сюсаю.
— Если меня атакуют с применением приемов иай, как мне защититься?
— Немедленно отступите назад, уклоняясь от первого взмаха противника. Если сумеете нанести удар в то время, когда клинок противника находится в воздухе, вы обязательно победите.
— Что, — продолжал расспросы Тосидзо, — если у меня за спиной будет большое дерево или канава? Если я не могу отступить, что делать тогда?
— Тут единственный способ защититься — парировать удар и прижать рукоять меча противника, чтобы он не мог ударить снова.
— А если не получится?
— Тогда вас убьют. — Сюсай хорошо знал, насколько грозное это искусство — иай.
Через несколько дней Тосидзо подошел к молодому мастеру Кондо.
— Я бы хотел ненадолго снова стать аптекарем.
Изменив все, от прически до одежды, он вернулся в Хатиодзи, но на этот раз миновал Сэндзюбо, направившись прямиком в додзё Хирума в городке Сэндзин, и самоуверенно прошел во внутренний дворик.
— Я пришел к помощнику учителя, Ситири Кэнносукэ-сэнсэю.
Ситири вышел к нему.
— Аптекарь? — спросил он, не спуская с Тосидзо глаз.
— Да. Я принес снадобье, известное как порошок Исида... — Он принялся расписывать действие лекарства, пристально разглядывая Ситири. Как ему и говорили, под правым глазом у того имелся шрам. Его правая рука казалась чуть длиннее левой — что для мастера иай было неудивительно. А вот второй подбородок воину не подобал. Хотя Ситири было тридцать с лишком, выглядел он куда старше.
— Ты впервые здесь?
— Нет. Семья вашей молодой супруги на протяжении многих лет оказывала мне честь вести со мной дела.
— Откуда ты родом? — спросил Кэнносукэ.
Тосидзо так быстро выпалил название родной деревни, что его никто не разобрал, и продолжил:
— Жена вашего учителя хорошо знает это местечко.
— Вот как? — Кэнносукэ обменялся со своими учениками взглядом, дав одному из них знак сходить в дом и привести женщину. С тонкой улыбкой на губах он снова повернулся к Тосидзо.
— Вижу, при тебе бамбуковый меч.
Тосидзо не дрогнул.
— Время от времени я люблю с ним позабавиться.
— Какой стиль ты изучаешь и как долго?
— Господин меня переоценивает. Говоря «время от времени», я подразумевал «очень редко». Формально у меня даже нет учителя.
В этот момент вернулся ученик, сообщив Ситири, что госпожи нет дома.
— Послушай-ка, аптекарь, — сказал Кэнносукэ, словно вспомнив о чем-то, — сейчас меня одолевает скука. Не желаешь ли немного поразмяться вместе со мной? Твоим навыкам это пойдет на пользу.
— Это... — Это было, конечно же, именно то, чего Тосидзо ждал. Он пришел сюда с единственной целью — узнать, чего на самом деле стоит Кэнносукэ.
Тосидзо прошел в угол фехтовального зала и, сгорбившись, принялся натягивать потрепанный защитный костюм Кэнносукэ.
В двадцати четырех километрах от Найто Синдзюку в Эдо вдоль тракта Косю располагался город, известный как Тёфу; центр же его в те времена именовался Фуда. Тёфу и четыре соседние деревни — Кокурё, Котори, Симо-исихара и Ками-исихара — составляли так называемые «пять селений Фуды». Городок этот и сейчас не слишком-то изменился, а уж тогда был сплошь застроен гостиницами, которые провоняли веявшим с тракта запахом конского навоза. Вдоль улиц тянулись ряды крытых дранкой домов, и в каждом из них обычно держали в качестве служанок двух-трех проституток — одзярэ. Отчего-то все они были загорелыми до черноты, поэтому их называли «черными женщинами Фуды». Мелкие торговцы, снующие по тракту Косю, всегда охотно останавливались в этих заведениях.
С тех пор как Тосидзо наблюдал отъезд Саэ в Киото, минуло уже полгода, и вот однажды днем он объявился в этих местах. Солнце над принадлежащей некоему Рихэю гостиницей «Дзёсю» еще стояло высоко, когда он перешагнул порог.
— Это я, — сказал Тосидзо, приветственно махнув ножнами с мечом. Он прибыл прямо из эдосского додзё.
— А, сэнсэй! — Хозяин гостиницы Рихэй поспешил препроводить мечника в его комнату на втором этаже.
В тот день Тосидзо был одет в черное буссаки-хаори — такие куртки не стесняли движений рук, поэтому их часто носили всадники и самураи — с гербом его семьи Хидари-Мицудомоэ и суконные хакама, отороченные полосками крашеной кожи, что смотрелось весьма необычно. Ножны обоих его мечей были очень простыми и безыскусными, поэтому он залакировал их под дуб. С волосами, затянутыми на макушке в аккуратный узел, он выглядел истинным самураем, и никто не признал бы в нем прежнего Тосидзо.
Тосидзо заходил сюда с тракта Косю раз в месяц. Чтобы додзё Тэннэн Рисин хоть как-то сводило концы с концами, Кондо рассылал своих лучших учеников давать по деревням уроки фехтования. В окрестностях додзё в городке Кобината-Янаги располагалось множество усадеб мелких вассалов, однако сыновья этих славных семей крайне редко соглашались учиться малоизвестному стилю. Занятия посещали в основном любопытствующие горожане, люди средних лет и дети из начальной школы при местном храме Дэндзуин. Поэтому львиную долю доходов додзё получало от «выездных» уроков в области Тама.
Разумеется, сам Кондо тоже ходил давать уроки. Но и ученики, имеющие ранг мокуроку, такие как Хидзиката Тосидзо, Окита Содзи и Иноуэ Гэндзабуро, каждый месяц по очереди отправлялись в многодневные дальние походы по тракту Косю. Гостиница «Дзёсю» в Фуде была для них привычным местом ночлега. Молодые люди всегда предвкушали, как остановятся там и проведут ночь с одной из служанок, но у Тосидзо, в отличие от остальных, «черные женщины» не вызывали ни капли интереса. Он просто велел служанке принести сакэ, не сделав попытки и пальцем ее коснуться.
— Ужин будет позже, — сказала она.
— Принеси мне бутылку. — Однако пить Тосидзо не стал, лишь пригубил и добавил: — И женщину приведи.
— Господин! — удивленно выпалил Рихэй. — У вас есть какие-то особые пожелания?!
Не обращая на слова хозяина внимания, Тосидзо продолжил:
— У вас ведь служит одзярэ по имени О-Саки?
— Да.
— Пусть придет сюда.
Хозяин умчался, выскочил через задние ворота на дорогу и вскоре оказался в полях. В бурьяне кверху задом стояли и с шумом что-то делали три девицы. По ночам женщины подобного сорта, наряженные в замызганные шелковые одеяния с короткими рукавами, выходили на улицу; днем же они либо спали, либо, надев рабочую одежду, ловили за городом в запрудах гольцов. Естественно, свою добычу они варили и съедали. Считалось, что это блюдо дарует их телам достаточно силы для ночной работы и убережет от заразы. Именно поэтому женщины во всех гостиницах вдоль тракта Косю, как говорят, смердели гольцами.
— О-Саки, ступай мыть руки! — заорал хозяин так, словно корову бранил.
Девушка не разгибаясь глянула на него.
— Клиент? — приподняла она бровь. Те, что заявлялись после полудня, всегда были особенно похотливы.
О-Саки быстро переоделась и четверть часа спустя предстала перед Тосидзо, набелив одну только шею. Это была тонкогубая девушка восемнадцати с половиной лет, до сих пор говорившая с сильным акцентом уроженки Дзёсю.
Тосидзо сидел в своей комнате, потягивая сакэ и созерцая южное небо. Как только О-Саки вошла в комнату, он взглядом пригвоздил ее к полу:
— Это была ты.
— Я?
— Ты две ночи назад провела вечер с Иноуэ Гэндзабуро-сан.
— Ну да, я это была.
Иноуэ, самый старший из учеников в додзё Кондо, особым умением не отличался, но меч его, такой же надежный, как и вся его добросовестная и честная натура, всегда находил цель. Иноуэ был учеником в додзё еще со времен прежнего мастера и происходил из крестьянской семьи с юга Тамы. Хидзиката вызвал О-Саки потому, что две ночи назад, переспав с Иноуэ, она, по всей видимости, поведала тому весьма тревожную историю.
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне то, что рассказывала ему.
— Не хочу, — отрезала О-Саки, глядя в одну точку.
— Извини, оговорился. Скажу по-другому: тебе придется мне все рассказать.
А дело было в том, что несколько дней назад мечник, путешествующий в компании двух своих товарищей, заплатил за услуги О-Саки, а потом забросал ее в постели вопросами об учениках додзё Кондо. Вернувшись в Эдо, Иноуэ сообщил об этом Тосидзо и предупредил: «Не скажу, что понимаю, в чем тут дело, но, если ты появишься там, на тебя могут напасть. Лучше тебе не разгуливать по Таме ночью».
Должно быть, он как-то связан с Рокуся Сохаку, решил Тосидзо. Естественно, он не признался в случившемся никому в додзё. На чужой рот платок не накинешь: шепнешь одному — рано или поздно узнают все. «В любом случае, — заключил Иноуэ Гэндзабуро, — сходи в «Дзёсю» и расспроси О-Саки».
— О чем именно он тебя спрашивал? — Тосидзо пристально посмотрел на девушку.
— О лице, — ответила она, подливая сакэ. — Ага, о лице. Он хотел знать, как вы все выглядите. Сказал, они ищут человека, срубившего лаковое дерево за храмом Рокуся Мёдзин в Футю. Оно что, священное было?
— Не бывает священных лаковых деревьев. — Как он и думал, дело касалось Рокуся Сохаку. Значит, когда он ходил туда во второй раз, его заметили местные крестьяне. Вероятно, слухи расползлись по тракту Косю и в конце концов достигли ушей учеников Рокуся Сохаку.
— Как выглядел тот человек? У него были длинные вьющиеся боковые пряди?
— Угу, — кивнула О-Саки. Оставалось выяснить насчет шрама. — И еще он показался мне довольно красивым. Макушка у него была не выбрита, и волосы отросли, а под правым глазом шрам. А росту в нем что-то около 160 или 170 сантиметров.
— Какой у него выговор?
— Даже не знаю... может, эдосский? Вообще, я бы сказала, что он из Дзёсю.
Тосидзо покинул Фуду на следующее утро и отправился давать уроки юным ученикам в дом семьи Кондо в Ками-исихаре, а через день ноги привели его в деревню Рэндзяку. Там не было тренировочного зала, и он придумал использовать для занятий приведенный в порядок склад для мисо, принадлежавший старосте деревне.
Когда Тосидзо прибыл, его уже ожидала группа из шести юношей.
— Вчера в деревню приходил какой-то странный человек, — сообщили они ему. — Он хотел знать, когда в следующий раз можно будет увидеть ваш урок, сэнсэй.
Тосидзо переменился в лице.
— Он называл меня по имени?
— Да.
Значит, тот человек уже каким-то образом сумел выйти на Тосидзо.
— Как вы думаете, что ему надо?
— Он сказал, что хочет у вас учиться. Под правым глазом у него был шрам...
— Никогда прежде его не видел, — равнодушно сказал Тосидзо, снимая кимоно. Потом же, завязывая тесемки фехтовального нагрудника, он, словно осененный какой-то идеей, поинтересовался: — А откуда он родом?
— Из Хатиодзи.
Молодого человека, ответившего на вопрос, звали Синкити. Каждый год он десять дней проводил в Хатиодзи, торгуя изготовленными им варадзи для лошадей, и пару раз встречал того человека.
Выйдя назавтра из деревни Рэндзяку, Тосидзо немедленно отправился в расположенную в двадцати километрах от нее область Хатиодзи. Эта часть Бусю находилась довольно близко к Косю — их разделяли лишь западные холмы гряды Коботогэ. Со времен Сэнгоку и до того, как Токугава Иэясу сделал Эдо столицей, сюда стекались опустившиеся, потерявшие былой статус самураи из Косю и вообще всего региона Канто. Когда к власти пришел род Токугава, всех местных мужчин собрали воедино под лозунгом «все, кто из Сэннина, что в Хатиодзи, — собратья». Чтобы защититься от возможного вторжения врага через гряду Коботогэ, в Косю был организован пограничный самурайский отряд, а его членам выделили протянувшуюся на шестнадцать километров полосу земли и жилье. Естественно, для обучения бойцов были со временем построены тренировочные залы, самым значимым из которых было додзё школы Когэн Итто, принадлежавшее Хируме Хандзо. До того как пасть от меча Тосидзо, Рокуся Сохаку работал там помощником учителя.
«Так я и знал», — подумал Тосидзо. Человек со шрамом наверняка был одним из собравшихся в Хатиодзи учеников Рокуся Сохаку. Должно быть, с той самой ночи они без устали пытались выяснить личность убийцы.
И вот Тосидзо снова довелось переступить порог Сэндзюбо. В этом синтоистском храме он всегда останавливался, когда ходил торговать снадобьями в Хатиодзи, и именно здесь он однажды проник в покои храмовой служительницы. Дзэнкай, глава храма, был сражен произошедшими в Тосидзо переменами и даже поинтересовался, не сделался ли тот разнорабочим в Эдо.
— Да теперь так даже бандиты с большой дороги одеваются, — уклончиво ответил Тосидзо. — Как дела у той девушки?
Не то чтобы его в самом деле волновал ответ на этот вопрос, но он просто не знал, с чего еще начать беседу.
— Прошлой осенью она вышла замуж. — Однако не эта, а следующая фраза потрясла Тосидзо до глубины души. — Сэн стала женой Хирумы Хандзо, владельца додзё Хирума в городке Сэндзин неподалеку отсюда.
«Ах вот как?..»
— Я слышал о человеке из этого додзё, по имени Рокуся Сохаку, — как бы между прочим обронил Тосидзо.
— Да, был такой. В прошлом году его убили на задворках дома Саватари, в храме Рокуся Мёдзин. Он получил рану в голень, и люди судачили, что на него напала группа учеников школы Рюго из Вараби. Но недавно прошел новый слух...
— Хм-м?..
— Говорят, в действительности это дело рук кого-то из школы Тэннэн Рисин, и, надо полагать, тому есть доказательства, поскольку некоторые ученики из додзё Хирума отчаянно ищут убийцу.
— В том додзё, — резко сменил тему Тосидзо, — есть белокожий ученик, у которого под правым глазом шрам, если я не ошибаюсь...
— Вы имеете в виду Ситири Кэнносукэ, помощника учителя?
— Ситири? — Тосидзо старательно изобразил неведение. — Что он за человек?
— Я слышал, он может за себя постоять. Раньше он учился стилю Нэн в Маниве — это в Дзёсю, — но потом пришел в Бусю и стал изучать стиль Когэн Итто. Говорят, он невероятно искусен в мгновенном выхватывании меча из ножен и во всем Эдо с ним в этом мало кто может сравниться.
Тосидзо неотлучно провел в храме несколько суток и выспросил у местных обитателей все, что они знали о Ситири Кэнносукэ. Это был мужчина тридцати с лишком лет. В додзё, напиваясь, он приказывал ученикам связать ему руки за спиной и высоко подбросить в воздух меч. В связанные же руки Кэнносукэ брал ножны и неизменно в них ловил клинок.
Искусство вкладывать меч в ножны и мгновенно выхватывать его, или иай, было тесно связано со стилем Араки из Дзёсю. Начало этому стилю положил акробатический трюк, изобретенный сельским самураем Оодзимой Сингоэмоном (умер на 14-й день четвертого месяца 1779 года). Однажды он забросил обнаженный меч своего ученика на крышу, а потом, стоя под стрехой, ждал, когда клинок упадет, чтобы поймать его в пристегнутые к поясу ножны. Прием этот стал традиционным для стиля Араки, и Ситири Кэнносукэ не мог не изучать его.
Насколько же он хорош? Трусость была совершенно не в характере Тосидзо, и он ясно осознавал, что конечная цель неустанных поисков Ситири Кэнносукэ — его собственная смерть и что единственный способ избежать ее — это убить его первым.
Он ненадолго вернулся в эдосское додзё и обратился к ушедшему на покой мастеру, старику Сюсаю.
— Если меня атакуют с применением приемов иай, как мне защититься?
— Немедленно отступите назад, уклоняясь от первого взмаха противника. Если сумеете нанести удар в то время, когда клинок противника находится в воздухе, вы обязательно победите.
— Что, — продолжал расспросы Тосидзо, — если у меня за спиной будет большое дерево или канава? Если я не могу отступить, что делать тогда?
— Тут единственный способ защититься — парировать удар и прижать рукоять меча противника, чтобы он не мог ударить снова.
— А если не получится?
— Тогда вас убьют. — Сюсай хорошо знал, насколько грозное это искусство — иай.
Через несколько дней Тосидзо подошел к молодому мастеру Кондо.
— Я бы хотел ненадолго снова стать аптекарем.
Изменив все, от прически до одежды, он вернулся в Хатиодзи, но на этот раз миновал Сэндзюбо, направившись прямиком в додзё Хирума в городке Сэндзин, и самоуверенно прошел во внутренний дворик.
— Я пришел к помощнику учителя, Ситири Кэнносукэ-сэнсэю.
Ситири вышел к нему.
— Аптекарь? — спросил он, не спуская с Тосидзо глаз.
— Да. Я принес снадобье, известное как порошок Исида... — Он принялся расписывать действие лекарства, пристально разглядывая Ситири. Как ему и говорили, под правым глазом у того имелся шрам. Его правая рука казалась чуть длиннее левой — что для мастера иай было неудивительно. А вот второй подбородок воину не подобал. Хотя Ситири было тридцать с лишком, выглядел он куда старше.
— Ты впервые здесь?
— Нет. Семья вашей молодой супруги на протяжении многих лет оказывала мне честь вести со мной дела.
— Откуда ты родом? — спросил Кэнносукэ.
Тосидзо так быстро выпалил название родной деревни, что его никто не разобрал, и продолжил:
— Жена вашего учителя хорошо знает это местечко.
— Вот как? — Кэнносукэ обменялся со своими учениками взглядом, дав одному из них знак сходить в дом и привести женщину. С тонкой улыбкой на губах он снова повернулся к Тосидзо.
— Вижу, при тебе бамбуковый меч.
Тосидзо не дрогнул.
— Время от времени я люблю с ним позабавиться.
— Какой стиль ты изучаешь и как долго?
— Господин меня переоценивает. Говоря «время от времени», я подразумевал «очень редко». Формально у меня даже нет учителя.
В этот момент вернулся ученик, сообщив Ситири, что госпожи нет дома.
— Послушай-ка, аптекарь, — сказал Кэнносукэ, словно вспомнив о чем-то, — сейчас меня одолевает скука. Не желаешь ли немного поразмяться вместе со мной? Твоим навыкам это пойдет на пользу.
— Это... — Это было, конечно же, именно то, чего Тосидзо ждал. Он пришел сюда с единственной целью — узнать, чего на самом деле стоит Кэнносукэ.
Тосидзо прошел в угол фехтовального зала и, сгорбившись, принялся натягивать потрепанный защитный костюм Кэнносукэ.
@темы: перевод, Сиба Рётаро: Пылающий меч
варадзи для лошадей
А зачем лошадям варадзи?
Я надеюсь, Ян Флеминг Японией не вдохновлялся, когда про Бонда писал? О_о
Наверное, по тем дорогам лошадям хватало такой защиты для копыт и они не нуждались в подковах.
Функции у них те же, что и у подков, но подковы распространились только в эпоху Мэйдзи.
Blyz Да вы не волнуйтесь, оно же отсюда никуда не денется, можно спокойно искать по тэгам
Честно говоря, непонятно. Кто знает слово "варадзи", наверное, не встретит затруднений, а кто не знает...вот тут вопрос.
На твое усмотрение. Я не возьмусь решать, т.к. адекватный вариант не придумывается.
Кто знает, у тех возникает вопрос, зачем они лошадям
Спасибо, картинка впечатлила! *представился Хиджиката в сапогах на коне в варадзи*
Убил, съел и закопал