Остапа несло. Впереди были водопады Рэроса.
Глава четвертаяБог грома
К тому моменту, когда Хидзиката Тосидзо закончил облачаться в защитный костюм и вышел на середину додзё, Ситири Кэнносукэ еще и пальцем не пошевелил, чтобы подготовиться к поединку. И, словно это не было само по себе достаточно оскорбительно, он сидел в передней части зала одетый для тренировки, непринужденно скрестив ноги и почесывая подбородок.
— Вижу, ты готов, аптекарь, — громко сказал он.
— Да, — откликнулся Тосидзо чуть слышно. — Я жду вас.
— Я готов. — Ситири кивнул на столпившихся в углу додзё шестерых учеников в масках и рукавицах. — Сперва сразись с ними. Можешь не церемониться, это всё прилежные ученики, заслужившие ранг мокуроку.
Ситири, очевидно, уже догадался, что перед ним не простой аптекарь.
— А кто будет судить?
— Судить? — фыркнул Ситири. — В нашем додзё не назначают судей в поединках с представителями других школ. Нам бросают вызов — мы даем отпор. Кто первым упадет, тот и проиграл. Таково одно из правил, которым мы, ученики школы Когэн Итто, следуем в Хатиодзи.
Один из учеников молнией метнулся вперед. Тосидзо отскочил назад и рубанул его по груди. Поскольку судья, который должен был на этом месте определить исход поединка, отсутствовал, противник Тосидзо, невзирая на полученный удар, продолжил яростно наступать.
«Это беспредел».
Мощные удары в грудь, колющие атаки в предплечья, яростное теснение противника и удары по маске... Тосидзо сам дивился тому, сколь ловко управляется с бамбуковым мечом. Но эти люди получили задание его измотать, поэтому, сколько бы ударов Тосидзо ни наносил, они продолжали нападать.
В какой-то момент ученики вдруг отступили, однако их место тут же заняли новые. Казалось, этому не будет конца. «Мерзавец... он пытается меня убить». С этой мыслью Тосидзо сосредоточил внимание на третьем противнике. У него появилась идея. Когда этот третий нацелил меч на его маску, Тосидзо ударил по мечу, сбив его в сторону, стремительно ушел с линии атаки и принялся колошматить противника по правому боку, в район подмышки, не защищенной кожаным доспехом. Ребра не выдержали напора и треснули. Мужчина рухнул навзничь и лишился чувств.
«Пусть их подходят...» Тосидзо зашел уже слишком далеко, чтобы останавливаться. Он с размаху двинул следующего ученика по запястьям, заставив выронить меч, а затем осыпал градом ударов.
— Сдаюсь! — крикнул тот, отбегая к стене додзё и снимая маску. На стеганом вороте проступила кровь.
Однако Тосидзо тоже устал.
У пятого ученика были негибкие, неразработанные суставы, не позволявшие быстро двигаться, поэтому он был жестоко избит. Но самому Тосидзо тоже досталось изрядно. Противники лупили в полную силу, и его незащищенные плечи, руки и локти, куда пришлась большая часть ударов, горели. Порой у него напрочь перехватывало дыхание. «Я не дам ему добить себя так». В глазах все плыло, оружие будто свинцом налилось.
И вот, словно в тумане, его бамбуковый меч качнулся вперед, нанося удар по голени. Именно так Тосидзо зарубил Рокуся Сохаку. Пытаясь уклониться, противник отскочил, поджав ноги. Еще удар. Ученик прыгал туда-сюда, словно в танце, уворачиваясь от проворного меча Тосидзо, и медленно, но верно начинал изнемогать.
Как уже говорилось, удары в голень считались среди мечников подлым приемом и потому не входили во многие стили. Разумеется, их не было ни в Когэн Итто, ни в Тэннэн Рисин. Только в Рюго-рю. По слухам когда-то на большом воинском состязании, устроенном дайнагоном [1] Овари, один мечник из школы Рюго, главой которой был учитель фехтования тогдашнего даймё Вакидзаки, одолел почти всех бойцов с помощью ударов в голень. Те, кто попался на его уловку, теряли равновесие и терпели поражение прежде, чем успевали понять, что происходит.
В конце концов остался только «Крошка Тэнгу» из семьи Тиба — Тиба Эйдзиро, второй сын знаменитого мечника Тибы Сюсаку. Вместо того чтобы ожидать нападения стоя, Эйдзиро вскинул руки с бамбуковым мечом и уселся прямо посреди додзё. Поразмыслив какое-то время, он поднялся — и сразил противника, развенчав «непобедимость» стиля Рюго.
Придуманный Эйдзиро противодействующий прием был таков: не подставлять под удар мягкие ткани бедра, а резко ударить себя пяткой по ягодицам, что позволит не терять равновесия и сосредоточения и не поддаться на коварную атаку. Это движение, быстрое и эффективное, впоследствии превратилось в тайный прием школы Хокусин Итто.
Однако нынешний противник Тосидзо учился в Хатиодзи и ничего не знал об этом способе противодействия, давно и широко известном среди последователей знаменитых эдосских стилей, — поэтому был сражен наповал.
Тут Ситири Кэнносукэ наконец вскочил. «Так я и знал. Это он убил Рокуся». Понаблюдав, как Тосидзо орудует мечом, он понял, что именно от его руки на задворках поместья Саватари в Футю погиб Рокуся Сохаку. «Раны походили на те, что оставляют мечники Рюго... но не вполне. Должно быть, он изучал разные стили».
Ситири уставился на Тосидзо и произнес:
— Поединок закончен.
Подняв руки и пристально вглядываясь в изможденного Тосидзо, он продолжил:
— Аптекарь, почему бы тебе не пройти в дом и не выпить чаю?
Тосидзо отвели в отдельную комнату, расположенную в глубине додзё, и здесь он заметил, что начинает темнеть. Обещанный чай так и не принесли, и никто не позаботился о том, чтобы зажечь лампы. «Странно...» — подумал Тосидзо и, не теряя времени, ловко сиганул на улицу через ближайшее окно.
«Хм-м...» Он осмотрелся. Кажется, он оказался позади додзё и теперь стоял на рыхлой земле на каком-то поле. Прямо перед ним был колодец, а вдали на фоне закатного неба вырисовывались очертания гор Косю. Над грядой Коботокэ мерцал полумесяц.
Тосидзо двинулся на запад, прячась под скатом крыши додзё. Вдруг он остановился, со свистом втянув в себя воздух. Прямо перед ним, за боковой калиткой, виднелась деревянная изгородь, окружающая большое поместье Хирумы Хандзо, хозяина додзё. Росшие за ней черные сосны резко выделялись на фоне белых стен дома. Но не они заставили Тосидзо замереть на месте.
Из калитки с нависающими над ней сосновыми ветками вышла женщина.
Женщина по имени О-Сэн.
Это была та самая девица из Сэндзюбо, с которой Тосидзо разделил ложе. Он встретил ее впервые с тех пор, как она переехала к Хируме Хандзо. Она изменилась и выглядела так, как и подобает жене самурая. Более всего Тосидзо потрясло ее спокойствие. Пока молодой человек пристально ее разглядывал, она, не проронив ни слова, погасила свечу и медленно пошла ему навстречу.
— Мы всё знаем о вас, — тихо сказала она.
Тосидзо промолчал.
— Помощник учителя Ситири Кэнносукэ-доно делает все, чтобы отомстить за Рокуся Сохаку. Полагаю, вы помните, кто это?
Тосидзо по-прежнему молчал.
— В любом случае, — продолжила она, — вам следует бежать без промедления. Если перепрыгнуть через стену за колодцем, вы вскоре упретесь в небольшой обрыв, за которым простираются тутовые поля.
— Вы говорили, что вас зовут О-Сэн?
— Сэн.
Как ни странно, тело Тосидзо отлично помнило ощущения от проведенной с этой женщиной ночи, а вот такие вещи, как ее имя, поблекли в памяти. «Я хочу рассмотреть ее нынешнюю», — подумал он. Но, поскольку солнце медленно оседало за горизонт, желанию этому не суждено было сбыться. Сейчас он мог лишь вдыхать аромат ее мешочка с благовониями, и аромат этот пробудил воспоминания о той ночи, когда Тосидзо впервые проник к этой женщине и овладел ею — такой, какой она была тогда.
«Было очень холодно». Сад Сэндзюбо и стоящая поодаль девичья фигурка живо предстали перед ним. В Бусю более тысячи лет в обычае было прокрадываться ночью в женские спальни, и Тосидзо частенько так делал. Девица притворялась крепко спящей и не противилась ему. Возможно, интуиция подсказала ей, что мужчина, остановившийся в храме прошлой ночью, намерен забраться к ней в постель.
— Послушайте... — Терпение Тосидзо иссякло.
— Нет, — ответила жена Хирумы Хандзо. Женщины области Бусю-Тама, что бы ни случалось с ними в юности, после замужества неизменно обретали несокрушимую твердость характера.
Тоси одарил ее быстрой горькой улыбкой.
— Это было грубо с моей стороны, — послушно извинился он.
Кажется, она оказалась не готова к такому внезапному смирению — и, словно ее напряженная настороженность вдруг испарилась без следа, потянулась к его руке.
— Хидзиката-сама...
Она не просто коснулась, а крепко стиснула его руку. Тосидзо впился в женщину взглядом.
— Откуда вы знаете мою фамилию?
— Потому что вы наверняка и есть Хидзиката Тосидзо-доно. Мне известно о вас.
— Откуда?
— Откуда что?
— Я спрашиваю, откуда вы узнали, кто я? — Его всегда волновали эти вещи — такой уж был характер.
— От Ситири Кэнносукэ-доно. Вы не аптекарь, вы Хидзиката Тосидзо-доно из додзё Кондо в городке Янаги, что в Эдо.
Тосидзо услышал за спиной шорох и недоуменно нахмурился. В следующий миг его и след простыл. Тенью промчавшись по задворкам додзё, он спрыгнул с обрыва. Не успела О-Сэн ахнуть, поразившись его резвости, как он уже шагал по тутовому полю, со страхом поглядывая на луну над грядой Коботокэ.
Следующие несколько дней Тосидзо отсиживался в додзё Кондо. Кондо Исами продолжал давать уроки в области Тама вместо Тосидзо и вернулся совсем недавно. Деревенская страда была в самом разгаре, и людей на занятия приходило меньше, чем ожидалось.
— Благодарю за труды, — сказал Тосидзо. — Надеюсь, на обратном пути не случилось ничего необычного?
— О чем ты? — Кондо уставился на Тосидзо с таким недоумением на лице, какое только он и мог изобразить. — Ах да, забыл тебе сказать. Когда я остановился переночевать в доме Сато в Хинодзюку, там был твой старший брат. Не Кироку-сан, а Сэкисуй-сан. Он сказал: «Этот негодник Тоси никогда не заходит в гости» — и просил поинтересоваться у тебя почему.
Сэкисуй был старшим из братьев Тосидзо. Он родился слепым, и ему пришлось передать права наследования второму по старшинству сыну в семье. Сэкисуй жил в одной из комнат площадью в восемь татами, выходивших в сад, и зарабатывал на жизнь игрой на сямисэне и представлениями гидаю [2] для горожан. Его образ жизни был весьма необычен, а на мир он смотрел с таким оптимизмом, что многие с трудом верили, что он слеп.
Тосидзо не покидало ощущение, что Кондо чего-то недоговаривает.
— Если ты действительно с ним говорил, я ни за что не поверю, что он ограничился этими словами.
— Хм-м... — Кондо на несколько мгновений задумался. — Тоси-сан, ты ведь убил человека?
Он не ответил.
— Сэкисуй-сан шепнул мне, что подозревает: убийство Рокуся в храме Рокуся Мёдзин — твоих рук дело. В последнее время ученики школы Когэн Итто из Хатиодзи рыщут вокруг деревни Исида и всюду суют свой нос. Сэкисуй-сан подумал, что они могут разыскивать тебя. Разумеется, я ответил, что такого не может быть.
— Нет, его действительно убил я.
Теперь пришел черед Кондо отмалчиваться. Этот мужчина с широким подбородком, родившийся в селении Ками-исихара и с давних пор звавшийся Кацутой, имел привычку в недоумении почесывать зад; на лице же у него ничего не отражалось.
— Так это правда?
— Я знаю, что с моей стороны это черство, но до сих пор я предпочитал держать язык за зубами.
— Почему?!
— Не хотел, чтобы у додзё были неприятности. Пожалуйста, сделай вид, будто ничего не слышал. Я сам все улажу.
— Хорошо.
К бесконечному соперничеству между школами из Бусю и Дзёсю Кондо давно привык. Несмотря на то, что он ответил на предложение Тосидзо замять происшедшее согласием, позже он вызвал Окиту Содзи и поведал ему о сложившейся ситуации.
— Тосидзо, похоже, на взводе, но это, вероятно, из-за того, что против него ополчилось столько народу. Если с ним что-то случится, это дурно отразится на репутации нашей школы.
— Понимаю. Значит, вы хотите, чтобы я отправился туда и разведал, что к чему? — кивнул Окита со своей вечной светлой улыбкой и исчез из додзё еще до заката.
Он вернулся в Эдо несколько дней спустя. Доложившись Кондо и, вероятно, утомившись после долгих переходов, юноша удалился в свою комнату в задней части додзё, разложил на татами постель и уснул. На следующее утро у колодца, завидев Тосидзо, он приветствовал его быстрым поклоном, после чего внезапно перешел на шепот.
— Хидзиката-сан у нас весьма занятная личность, не правда ли? — лукаво спросил он.
— Что это тебе в голову взбрело?
— Он водит дружбу с одним странным лицедеем.
— Да ну? И с кем же?
— С «богом грома», с кем же еще.
Тосидзо в толк не мог взять, о чем болтает Окита.
— Что еще, демоны побери, за бог грома?
— Человек в маске, — ответил Окита, расплываясь в ухмылке до ушей.
— В маске? Как на маскараде в Кухонбуцу?
— Не-а. Туговато вы сегодня соображаете. Обычно Хидзиката-сан на редкость сметлив, но временами впадает в растерянность и ведет себя столь бестолково, будто его подменил кто... Это ужасно хлопотно, знаете ли.
Окита закончил умываться и быстро скрылся внутри додзё.
Несколько дней спустя вновь настал черед Тосидзо идти в Таму давать уроки. Он всегда выходил затемно, до восхода солнца. В тот день, как и в любой другой, когда кому-то из помощников учителя пора было отправляться в путь, ворота, с висящими на них большими бумажными фонарями с гербом додзё, по традиции оставили приоткрытыми, а Кондо, облачившись в парадную одежду с тем же гербом, лично провожал своих людей.
Когда Тосидзо наклонился подтянуть завязки сандалий, Кондо окликнул его.
— Содзи вызвался идти с тобой. Его сборы, кажется, заняли больше времени, чем предполагалось, так что подожди еще несколько минут.
— Содзи? Зачем это?
Тосидзо резко обернулся — выражение его лица было крайне недовольным — и увидел, что Кондо смотрит на него с непривычно робкой вымученной улыбкой.
— Тебе будет с кем поговорить в дороге.
— Мне не нужен собеседник. Навязывая мне в попутчики трещотку вроде Содзи, ты добьешься только того, что я вымотаюсь куда сильнее.
— А вот и я! — Окита вышел из додзё. На руках у него были рукавицы, на ногах — щитки, а к поясу хакама крепился фонарь, какие использовались всадниками. Все это в целом придавало двадцатилетнему юноше весьма щегольской вид.
Когда они покинули Найто Синдзюку и вышли на тракт Косю, Окита раскрыл рот:
— Мы точно повстречаем тех ребят в каком-нибудь селении в Таме.
— Каких еще «ребят»?
— Ай, будет вам, Хидзиката-сан, простачка разыгрывать... — Окита по-детски сдвинул набекрень свою любимую соломенную шляпу и прямо заявил: — Ситири Кэнносукэ и его учеников из Хатиодзи. Давайте я объясню.
Окита поведал Тосидзо о результатах своего расследования. По всей видимости, ученики из Хатиодзи маскировались под нищих, известных как «боги грома», и часто появлялись на тракте Косю.
«Боги грома» носили маску легендарного бога Сарудахико. Образ этот появился после крупного землетрясения, случившегося в эпоху Ансэй, когда повсюду царили хаос и разруха, и частично был порожден суматохой, связанной с изгнанием иностранцев. Тогда по всему Канто и стали промышлять эти самозваные «боги». Подобно странствующим синтоистским жрецам, они торговали амулетами от несчастий и болезней, якобы благословленными Быкоголовым Богом, способным как вызывать, так и предотвращать эпидемии и катастрофы. В черных хаори и хакама, с пристегнутыми к поясу мечами грубой ковки, они бродили по городам, выкрикивая: «Бог грома любит устраивать погромы!» Жизнь в то время была беспокойная, и находилось множество охотников покупать обереги.
— Кстати, Хидзиката-сан, — продолжал Окита, — по этой вашей деревеньке Исида шныряют группки из двоих-троих человек, явно из Хатиодзи.
Как обычно, оба молодых человека остановились на ночь в доме Сато в Хинодзюку. Ужиная вместе с Окитой, Тосидзо вдруг услышал шаги во внутреннем дворе.
— Содзи... — Тосидзо обменялся с младшим товарищем быстрым взглядом.
Окита тут же отбросил палочки, вскочил на ноги и с силой отодвинул раздвижную дверь. За ней, на веранде, обнаружился крупный мужчина. Он был один и безмятежно стоял, молча разглядывая их сквозь прорези маски Сарудахико.
******************************************************
Примечания:
[1] Дайнагон - старший советник министра. Придворная должность; в каком смысле здесь, точно не могу сказать.
[2] Гидаю - драматический сказ в японском театре.
Тэнгу в японской мифологии — сверхъестественное существо с телом человека и крыльями птицы, длинноносое и краснолицее. Тэнгу населяют безлюдные горы и леса, отличаются невероятной силой и искушены в боевых искусствах. Немало выдающихся воинов древности, по преданиям, учились у тэнгу фехтованию и рукопашному бою. Великий Миямото Мусаси уже во времена своего отрочества был прозван «Крошкой Тэнгу» — Котэнгу — за то, что вышел победителем из более чем шестидесяти поединков.
Со временем тэнгу становились все более человекоподобными и наделялись защитными функциями — то есть примерно той же ролью, что мужчины в военных делах. В современной Японии «тэнгу» называют быстрых и атлетически сложенных людей.
Ямабуси тэнгу (или коноха тэнгу) — существо с человеческим телом, но с крыльями и длинным носом. Из-за длинного носа коноха тэнгу связывают с синтоистским богом Сарутахико (обезьяний человек).
Сарутахико, или Сарудахико (бог развилок дорог) — синтоистское божество восьми небесных перекрестков, божество правосудия, воплощающее дух истинной храбрости. Он гигантского роста, с длинным носом и глазами как большие круглые зеркала; изо рта его струится свет. Сарутахико считают предком тэнгу.
В буддизме Бык олицетворяет личность, эго и является атрибутом бога мертвых Ямы, который иногда изображается с головой быка или буйвола. В буддийской мифологии Яма — владыка ада, бывший правитель города Вайшали. Восемь полководцев и восемьдесят тысяч воинов сопровождали царя в загробный мир, где ему три раза в день вливали в глотку расплавленную медь — и так до тех пор, пока Яма не искупил все свои грехи. Став повелителем ада, Яма насылал на людей болезни и старость. Ями, сестра Ямы, правила адом женщин и считалась воплощением его творческой энергии (шакти).
Хочу сказать огромное пушистое спасибо нашему новому консультанту по оригиналу Сибы-дзи - замечательной умнице, бакумачному "археологу" с волшебной лопатой и вообще святому человеку Fushigi-dono!
К тому моменту, когда Хидзиката Тосидзо закончил облачаться в защитный костюм и вышел на середину додзё, Ситири Кэнносукэ еще и пальцем не пошевелил, чтобы подготовиться к поединку. И, словно это не было само по себе достаточно оскорбительно, он сидел в передней части зала одетый для тренировки, непринужденно скрестив ноги и почесывая подбородок.
— Вижу, ты готов, аптекарь, — громко сказал он.
— Да, — откликнулся Тосидзо чуть слышно. — Я жду вас.
— Я готов. — Ситири кивнул на столпившихся в углу додзё шестерых учеников в масках и рукавицах. — Сперва сразись с ними. Можешь не церемониться, это всё прилежные ученики, заслужившие ранг мокуроку.
Ситири, очевидно, уже догадался, что перед ним не простой аптекарь.
— А кто будет судить?
— Судить? — фыркнул Ситири. — В нашем додзё не назначают судей в поединках с представителями других школ. Нам бросают вызов — мы даем отпор. Кто первым упадет, тот и проиграл. Таково одно из правил, которым мы, ученики школы Когэн Итто, следуем в Хатиодзи.
Один из учеников молнией метнулся вперед. Тосидзо отскочил назад и рубанул его по груди. Поскольку судья, который должен был на этом месте определить исход поединка, отсутствовал, противник Тосидзо, невзирая на полученный удар, продолжил яростно наступать.
«Это беспредел».
Мощные удары в грудь, колющие атаки в предплечья, яростное теснение противника и удары по маске... Тосидзо сам дивился тому, сколь ловко управляется с бамбуковым мечом. Но эти люди получили задание его измотать, поэтому, сколько бы ударов Тосидзо ни наносил, они продолжали нападать.
В какой-то момент ученики вдруг отступили, однако их место тут же заняли новые. Казалось, этому не будет конца. «Мерзавец... он пытается меня убить». С этой мыслью Тосидзо сосредоточил внимание на третьем противнике. У него появилась идея. Когда этот третий нацелил меч на его маску, Тосидзо ударил по мечу, сбив его в сторону, стремительно ушел с линии атаки и принялся колошматить противника по правому боку, в район подмышки, не защищенной кожаным доспехом. Ребра не выдержали напора и треснули. Мужчина рухнул навзничь и лишился чувств.
«Пусть их подходят...» Тосидзо зашел уже слишком далеко, чтобы останавливаться. Он с размаху двинул следующего ученика по запястьям, заставив выронить меч, а затем осыпал градом ударов.
— Сдаюсь! — крикнул тот, отбегая к стене додзё и снимая маску. На стеганом вороте проступила кровь.
Однако Тосидзо тоже устал.
У пятого ученика были негибкие, неразработанные суставы, не позволявшие быстро двигаться, поэтому он был жестоко избит. Но самому Тосидзо тоже досталось изрядно. Противники лупили в полную силу, и его незащищенные плечи, руки и локти, куда пришлась большая часть ударов, горели. Порой у него напрочь перехватывало дыхание. «Я не дам ему добить себя так». В глазах все плыло, оружие будто свинцом налилось.
И вот, словно в тумане, его бамбуковый меч качнулся вперед, нанося удар по голени. Именно так Тосидзо зарубил Рокуся Сохаку. Пытаясь уклониться, противник отскочил, поджав ноги. Еще удар. Ученик прыгал туда-сюда, словно в танце, уворачиваясь от проворного меча Тосидзо, и медленно, но верно начинал изнемогать.
Как уже говорилось, удары в голень считались среди мечников подлым приемом и потому не входили во многие стили. Разумеется, их не было ни в Когэн Итто, ни в Тэннэн Рисин. Только в Рюго-рю. По слухам когда-то на большом воинском состязании, устроенном дайнагоном [1] Овари, один мечник из школы Рюго, главой которой был учитель фехтования тогдашнего даймё Вакидзаки, одолел почти всех бойцов с помощью ударов в голень. Те, кто попался на его уловку, теряли равновесие и терпели поражение прежде, чем успевали понять, что происходит.
В конце концов остался только «Крошка Тэнгу» из семьи Тиба — Тиба Эйдзиро, второй сын знаменитого мечника Тибы Сюсаку. Вместо того чтобы ожидать нападения стоя, Эйдзиро вскинул руки с бамбуковым мечом и уселся прямо посреди додзё. Поразмыслив какое-то время, он поднялся — и сразил противника, развенчав «непобедимость» стиля Рюго.
Придуманный Эйдзиро противодействующий прием был таков: не подставлять под удар мягкие ткани бедра, а резко ударить себя пяткой по ягодицам, что позволит не терять равновесия и сосредоточения и не поддаться на коварную атаку. Это движение, быстрое и эффективное, впоследствии превратилось в тайный прием школы Хокусин Итто.
Однако нынешний противник Тосидзо учился в Хатиодзи и ничего не знал об этом способе противодействия, давно и широко известном среди последователей знаменитых эдосских стилей, — поэтому был сражен наповал.
Тут Ситири Кэнносукэ наконец вскочил. «Так я и знал. Это он убил Рокуся». Понаблюдав, как Тосидзо орудует мечом, он понял, что именно от его руки на задворках поместья Саватари в Футю погиб Рокуся Сохаку. «Раны походили на те, что оставляют мечники Рюго... но не вполне. Должно быть, он изучал разные стили».
Ситири уставился на Тосидзо и произнес:
— Поединок закончен.
Подняв руки и пристально вглядываясь в изможденного Тосидзо, он продолжил:
— Аптекарь, почему бы тебе не пройти в дом и не выпить чаю?
Тосидзо отвели в отдельную комнату, расположенную в глубине додзё, и здесь он заметил, что начинает темнеть. Обещанный чай так и не принесли, и никто не позаботился о том, чтобы зажечь лампы. «Странно...» — подумал Тосидзо и, не теряя времени, ловко сиганул на улицу через ближайшее окно.
«Хм-м...» Он осмотрелся. Кажется, он оказался позади додзё и теперь стоял на рыхлой земле на каком-то поле. Прямо перед ним был колодец, а вдали на фоне закатного неба вырисовывались очертания гор Косю. Над грядой Коботокэ мерцал полумесяц.
Тосидзо двинулся на запад, прячась под скатом крыши додзё. Вдруг он остановился, со свистом втянув в себя воздух. Прямо перед ним, за боковой калиткой, виднелась деревянная изгородь, окружающая большое поместье Хирумы Хандзо, хозяина додзё. Росшие за ней черные сосны резко выделялись на фоне белых стен дома. Но не они заставили Тосидзо замереть на месте.
Из калитки с нависающими над ней сосновыми ветками вышла женщина.
Женщина по имени О-Сэн.
Это была та самая девица из Сэндзюбо, с которой Тосидзо разделил ложе. Он встретил ее впервые с тех пор, как она переехала к Хируме Хандзо. Она изменилась и выглядела так, как и подобает жене самурая. Более всего Тосидзо потрясло ее спокойствие. Пока молодой человек пристально ее разглядывал, она, не проронив ни слова, погасила свечу и медленно пошла ему навстречу.
— Мы всё знаем о вас, — тихо сказала она.
Тосидзо промолчал.
— Помощник учителя Ситири Кэнносукэ-доно делает все, чтобы отомстить за Рокуся Сохаку. Полагаю, вы помните, кто это?
Тосидзо по-прежнему молчал.
— В любом случае, — продолжила она, — вам следует бежать без промедления. Если перепрыгнуть через стену за колодцем, вы вскоре упретесь в небольшой обрыв, за которым простираются тутовые поля.
— Вы говорили, что вас зовут О-Сэн?
— Сэн.
Как ни странно, тело Тосидзо отлично помнило ощущения от проведенной с этой женщиной ночи, а вот такие вещи, как ее имя, поблекли в памяти. «Я хочу рассмотреть ее нынешнюю», — подумал он. Но, поскольку солнце медленно оседало за горизонт, желанию этому не суждено было сбыться. Сейчас он мог лишь вдыхать аромат ее мешочка с благовониями, и аромат этот пробудил воспоминания о той ночи, когда Тосидзо впервые проник к этой женщине и овладел ею — такой, какой она была тогда.
«Было очень холодно». Сад Сэндзюбо и стоящая поодаль девичья фигурка живо предстали перед ним. В Бусю более тысячи лет в обычае было прокрадываться ночью в женские спальни, и Тосидзо частенько так делал. Девица притворялась крепко спящей и не противилась ему. Возможно, интуиция подсказала ей, что мужчина, остановившийся в храме прошлой ночью, намерен забраться к ней в постель.
— Послушайте... — Терпение Тосидзо иссякло.
— Нет, — ответила жена Хирумы Хандзо. Женщины области Бусю-Тама, что бы ни случалось с ними в юности, после замужества неизменно обретали несокрушимую твердость характера.
Тоси одарил ее быстрой горькой улыбкой.
— Это было грубо с моей стороны, — послушно извинился он.
Кажется, она оказалась не готова к такому внезапному смирению — и, словно ее напряженная настороженность вдруг испарилась без следа, потянулась к его руке.
— Хидзиката-сама...
Она не просто коснулась, а крепко стиснула его руку. Тосидзо впился в женщину взглядом.
— Откуда вы знаете мою фамилию?
— Потому что вы наверняка и есть Хидзиката Тосидзо-доно. Мне известно о вас.
— Откуда?
— Откуда что?
— Я спрашиваю, откуда вы узнали, кто я? — Его всегда волновали эти вещи — такой уж был характер.
— От Ситири Кэнносукэ-доно. Вы не аптекарь, вы Хидзиката Тосидзо-доно из додзё Кондо в городке Янаги, что в Эдо.
Тосидзо услышал за спиной шорох и недоуменно нахмурился. В следующий миг его и след простыл. Тенью промчавшись по задворкам додзё, он спрыгнул с обрыва. Не успела О-Сэн ахнуть, поразившись его резвости, как он уже шагал по тутовому полю, со страхом поглядывая на луну над грядой Коботокэ.
Следующие несколько дней Тосидзо отсиживался в додзё Кондо. Кондо Исами продолжал давать уроки в области Тама вместо Тосидзо и вернулся совсем недавно. Деревенская страда была в самом разгаре, и людей на занятия приходило меньше, чем ожидалось.
— Благодарю за труды, — сказал Тосидзо. — Надеюсь, на обратном пути не случилось ничего необычного?
— О чем ты? — Кондо уставился на Тосидзо с таким недоумением на лице, какое только он и мог изобразить. — Ах да, забыл тебе сказать. Когда я остановился переночевать в доме Сато в Хинодзюку, там был твой старший брат. Не Кироку-сан, а Сэкисуй-сан. Он сказал: «Этот негодник Тоси никогда не заходит в гости» — и просил поинтересоваться у тебя почему.
Сэкисуй был старшим из братьев Тосидзо. Он родился слепым, и ему пришлось передать права наследования второму по старшинству сыну в семье. Сэкисуй жил в одной из комнат площадью в восемь татами, выходивших в сад, и зарабатывал на жизнь игрой на сямисэне и представлениями гидаю [2] для горожан. Его образ жизни был весьма необычен, а на мир он смотрел с таким оптимизмом, что многие с трудом верили, что он слеп.
Тосидзо не покидало ощущение, что Кондо чего-то недоговаривает.
— Если ты действительно с ним говорил, я ни за что не поверю, что он ограничился этими словами.
— Хм-м... — Кондо на несколько мгновений задумался. — Тоси-сан, ты ведь убил человека?
Он не ответил.
— Сэкисуй-сан шепнул мне, что подозревает: убийство Рокуся в храме Рокуся Мёдзин — твоих рук дело. В последнее время ученики школы Когэн Итто из Хатиодзи рыщут вокруг деревни Исида и всюду суют свой нос. Сэкисуй-сан подумал, что они могут разыскивать тебя. Разумеется, я ответил, что такого не может быть.
— Нет, его действительно убил я.
Теперь пришел черед Кондо отмалчиваться. Этот мужчина с широким подбородком, родившийся в селении Ками-исихара и с давних пор звавшийся Кацутой, имел привычку в недоумении почесывать зад; на лице же у него ничего не отражалось.
— Так это правда?
— Я знаю, что с моей стороны это черство, но до сих пор я предпочитал держать язык за зубами.
— Почему?!
— Не хотел, чтобы у додзё были неприятности. Пожалуйста, сделай вид, будто ничего не слышал. Я сам все улажу.
— Хорошо.
К бесконечному соперничеству между школами из Бусю и Дзёсю Кондо давно привык. Несмотря на то, что он ответил на предложение Тосидзо замять происшедшее согласием, позже он вызвал Окиту Содзи и поведал ему о сложившейся ситуации.
— Тосидзо, похоже, на взводе, но это, вероятно, из-за того, что против него ополчилось столько народу. Если с ним что-то случится, это дурно отразится на репутации нашей школы.
— Понимаю. Значит, вы хотите, чтобы я отправился туда и разведал, что к чему? — кивнул Окита со своей вечной светлой улыбкой и исчез из додзё еще до заката.
Он вернулся в Эдо несколько дней спустя. Доложившись Кондо и, вероятно, утомившись после долгих переходов, юноша удалился в свою комнату в задней части додзё, разложил на татами постель и уснул. На следующее утро у колодца, завидев Тосидзо, он приветствовал его быстрым поклоном, после чего внезапно перешел на шепот.
— Хидзиката-сан у нас весьма занятная личность, не правда ли? — лукаво спросил он.
— Что это тебе в голову взбрело?
— Он водит дружбу с одним странным лицедеем.
— Да ну? И с кем же?
— С «богом грома», с кем же еще.
Тосидзо в толк не мог взять, о чем болтает Окита.
— Что еще, демоны побери, за бог грома?
— Человек в маске, — ответил Окита, расплываясь в ухмылке до ушей.
— В маске? Как на маскараде в Кухонбуцу?
— Не-а. Туговато вы сегодня соображаете. Обычно Хидзиката-сан на редкость сметлив, но временами впадает в растерянность и ведет себя столь бестолково, будто его подменил кто... Это ужасно хлопотно, знаете ли.
Окита закончил умываться и быстро скрылся внутри додзё.
Несколько дней спустя вновь настал черед Тосидзо идти в Таму давать уроки. Он всегда выходил затемно, до восхода солнца. В тот день, как и в любой другой, когда кому-то из помощников учителя пора было отправляться в путь, ворота, с висящими на них большими бумажными фонарями с гербом додзё, по традиции оставили приоткрытыми, а Кондо, облачившись в парадную одежду с тем же гербом, лично провожал своих людей.
Когда Тосидзо наклонился подтянуть завязки сандалий, Кондо окликнул его.
— Содзи вызвался идти с тобой. Его сборы, кажется, заняли больше времени, чем предполагалось, так что подожди еще несколько минут.
— Содзи? Зачем это?
Тосидзо резко обернулся — выражение его лица было крайне недовольным — и увидел, что Кондо смотрит на него с непривычно робкой вымученной улыбкой.
— Тебе будет с кем поговорить в дороге.
— Мне не нужен собеседник. Навязывая мне в попутчики трещотку вроде Содзи, ты добьешься только того, что я вымотаюсь куда сильнее.
— А вот и я! — Окита вышел из додзё. На руках у него были рукавицы, на ногах — щитки, а к поясу хакама крепился фонарь, какие использовались всадниками. Все это в целом придавало двадцатилетнему юноше весьма щегольской вид.
Когда они покинули Найто Синдзюку и вышли на тракт Косю, Окита раскрыл рот:
— Мы точно повстречаем тех ребят в каком-нибудь селении в Таме.
— Каких еще «ребят»?
— Ай, будет вам, Хидзиката-сан, простачка разыгрывать... — Окита по-детски сдвинул набекрень свою любимую соломенную шляпу и прямо заявил: — Ситири Кэнносукэ и его учеников из Хатиодзи. Давайте я объясню.
Окита поведал Тосидзо о результатах своего расследования. По всей видимости, ученики из Хатиодзи маскировались под нищих, известных как «боги грома», и часто появлялись на тракте Косю.
«Боги грома» носили маску легендарного бога Сарудахико. Образ этот появился после крупного землетрясения, случившегося в эпоху Ансэй, когда повсюду царили хаос и разруха, и частично был порожден суматохой, связанной с изгнанием иностранцев. Тогда по всему Канто и стали промышлять эти самозваные «боги». Подобно странствующим синтоистским жрецам, они торговали амулетами от несчастий и болезней, якобы благословленными Быкоголовым Богом, способным как вызывать, так и предотвращать эпидемии и катастрофы. В черных хаори и хакама, с пристегнутыми к поясу мечами грубой ковки, они бродили по городам, выкрикивая: «Бог грома любит устраивать погромы!» Жизнь в то время была беспокойная, и находилось множество охотников покупать обереги.
— Кстати, Хидзиката-сан, — продолжал Окита, — по этой вашей деревеньке Исида шныряют группки из двоих-троих человек, явно из Хатиодзи.
Как обычно, оба молодых человека остановились на ночь в доме Сато в Хинодзюку. Ужиная вместе с Окитой, Тосидзо вдруг услышал шаги во внутреннем дворе.
— Содзи... — Тосидзо обменялся с младшим товарищем быстрым взглядом.
Окита тут же отбросил палочки, вскочил на ноги и с силой отодвинул раздвижную дверь. За ней, на веранде, обнаружился крупный мужчина. Он был один и безмятежно стоял, молча разглядывая их сквозь прорези маски Сарудахико.
******************************************************
Примечания:
[1] Дайнагон - старший советник министра. Придворная должность; в каком смысле здесь, точно не могу сказать.
[2] Гидаю - драматический сказ в японском театре.
Тэнгу в японской мифологии — сверхъестественное существо с телом человека и крыльями птицы, длинноносое и краснолицее. Тэнгу населяют безлюдные горы и леса, отличаются невероятной силой и искушены в боевых искусствах. Немало выдающихся воинов древности, по преданиям, учились у тэнгу фехтованию и рукопашному бою. Великий Миямото Мусаси уже во времена своего отрочества был прозван «Крошкой Тэнгу» — Котэнгу — за то, что вышел победителем из более чем шестидесяти поединков.
Со временем тэнгу становились все более человекоподобными и наделялись защитными функциями — то есть примерно той же ролью, что мужчины в военных делах. В современной Японии «тэнгу» называют быстрых и атлетически сложенных людей.
Ямабуси тэнгу (или коноха тэнгу) — существо с человеческим телом, но с крыльями и длинным носом. Из-за длинного носа коноха тэнгу связывают с синтоистским богом Сарутахико (обезьяний человек).
Сарутахико, или Сарудахико (бог развилок дорог) — синтоистское божество восьми небесных перекрестков, божество правосудия, воплощающее дух истинной храбрости. Он гигантского роста, с длинным носом и глазами как большие круглые зеркала; изо рта его струится свет. Сарутахико считают предком тэнгу.
В буддизме Бык олицетворяет личность, эго и является атрибутом бога мертвых Ямы, который иногда изображается с головой быка или буйвола. В буддийской мифологии Яма — владыка ада, бывший правитель города Вайшали. Восемь полководцев и восемьдесят тысяч воинов сопровождали царя в загробный мир, где ему три раза в день вливали в глотку расплавленную медь — и так до тех пор, пока Яма не искупил все свои грехи. Став повелителем ада, Яма насылал на людей болезни и старость. Ями, сестра Ямы, правила адом женщин и считалась воплощением его творческой энергии (шакти).
Хочу сказать огромное пушистое спасибо нашему новому консультанту по оригиналу Сибы-дзи - замечательной умнице, бакумачному "археологу" с волшебной лопатой и вообще святому человеку Fushigi-dono!
@темы: перевод, Сиба Рётаро: Пылающий меч
-
-
13.04.2011 в 13:22Средь этих ваших тутовых полей...
(Кот просто не сумел остановиться
От дури зарифмованной своей)
-
-
13.04.2011 в 13:59-
-
13.04.2011 в 14:05Кот дурить волен много раз!
Кто не согласен - тому в глаз!
А также в ухо, в зубы, в нос - зараз!
И прям сейчас!
-
-
13.04.2011 в 16:24*с наглой кошачьей мордой*
У кота за спиной возвышается Рысь,
И кто тронет кота, тот ответит за "брысь"...
-
-
13.04.2011 в 17:06И да помилуют ками душу твою,
Если Кота ты вознамерился встретить в раю
-
-
13.04.2011 в 17:11