Сендагайя.

[Maeda_Mori]

"Сендагайя, подле моста Икедзири, в доме садовника..."
Последний дом Соджи Окиты - в Эдо.

еще один пост про это место, землянику и черную кошку

www.diary.ru/~maeda-mama/p111021407.htm
Так место выглядело в 2007. Сейчас там все еще сильнее застроено.

Так - в 1996м

Это - самое старое фото. Дата неизвестна. Возможно, это дом садовника и есть...

Побрано тут:

в этом блоге есть также и старое фото "месторождения" замкома

yhocean.blog113.fc2.com/blog-date-200712.html
Гинкго из Сендагайи. Думаю, оно явно росло там задолго до 1860х годов, так что наших всех видело точно))))

---

Письмо Кондо Исами от 08.06.1864 г.

[-Fushigi-]

Самый ценный источник информации – это свидетельства очевидцев, поэтому я перевела письмо Кондо Исами его приемному отцу, написанное через 3 дня после событий в Икеда-я Оригинал здесь.
Вернее, это не совсем оригинал, а перевод со старого литературного японского, которым писал Кондо-сан, на современный. Совсем оригинала я не нашла, так что в обоих переводах могут быть неточности, но надеюсь, что незначительные.

Про Икеда-я от надеющегося на оказание сопротивления

В круглых скобках – примечания переводчика с японского на японский.

1 год Гэндзи, 6 месяц, 8 число (11 июля 1864 г. по новому стилю)
адресовано Кондо Шюскэ

До Эдо наверняка уже дошли слухи о чрезвычайном происшествии, которое случилось в Киото в ночь 5 числа сего месяца (инцидент в Икеда-я).
Думаю, это вас взволновало, так что первым делом я обо всём расскажу, чтобы вы не тревожились.

Перед тем, как сёгун изволил отбыть из Киото, здесь столько всего произошло, что я просил его отложить возвращение в Эдо, и приложил к этому все усилия, однако это моё желание не было удовлетворено. Поскольку сёгун вынужден был вернуться в Эдо, я волновался о том, как всё же сохранить порядок в Киото. Появляясь один за другим, столицу наводнили самураи Тёсю и ронины – выходцы из того же клана, а вскоре стало очевидно, что они замышляют устроить поджог и, воспользовавшись суматохой, увезти императора к себе на родину (в Тёсю).
Трое моих людей провели разведку, и в итоге рано утром 5го числа мы схватили некого подозрительного типа (Фурутаку Сюнтаро). В ходе тщательного расследования неожиданно выяснилось, что он как раз из этой компании, о чем мы тотчас же доложили сюгосёку (клану Айдзу) и сёсидаю (клану Кувана), немедля провели необходимую подготовку и условились все вместе выступить в 5 часов*, но затем это время перенесли. Когда прошел ещё час, Шинсенгуми в одиночку направились в Сандзё Кобаси и Наватэ, где могли находиться преступники, и, разделившись на две группы, примерно в 4 часа* ворвались туда. В одном месте никого не нашли, а в другом скрывалась целая толпа.
Поскольку заговорщики изначально были готовы на всё, они оказали нам сопротивление, и мы сражались с ними больше часа*.
В результате Шинсенгуми убили 7 человек, 4 ранили, 23 взяли в плен.
Когда всё уже более-менее уладилось, сёсидай**, сюгосёку**, дом Хитоцубаси, кланы Хиконэ, Кага и другие ввели в действие более 3000 своих воинов. Клан Айдзу схватил четверых заговорщиков, одного убил, и клан Кувана поймал одного.
6го числа, около 9и часов дня* все войска были отозваны с места действий.
Поистине, это было неслыханное событие.

У нас в Шинсенгуми Тодо Хэйске тяжело ранен, Нагакура Шимпачи получил легкую рану. Больше раненых нет, так что можете не волноваться.
В клане Айдзу двое тяжело ранены, в отряде сёсидая Мацудайры Садааки погиб один человек, раненых нет. Впрочем, насчет других кланов мне пока неизвестно. Разумеется, повсюду имеются те, кого подкосили тяжелые раны, так что точное число сейчас еще не установлено.

Шинсенгуми захватили следующие трофеи:
- доспехи: 11 комплектов
- копья: 25 штук
- деревянные пушки весом 10 кан (37,5 кг): 5 штук
- пистолеты: 3 штуки
- порох: 1 мера
- наконечники стрел: 500 штук
- луки: 11 штук
Помимо этого: кольчуги, нагинаты и прочее оружие - 5 сундуков. Сегодня мы всё это передали клану Айдзу.

К несчастью, у нас в отряде многие больны, так что набралось всего лишь 30 человек, которые разделились на две группы. Одних возглавил Хиджиката Тошизо, они никого не нашли, а я оставил нескольких бойцов стеречь выходы и ворвался (в Икеда-я). Со мной были Окита, Нагакура, Тодо и приемный сын Шюхэй, которому в этом году исполнилось 15 лет - итого пятеро.
Мы бились более часа*, в результате меч Нагакуры сломался, у меча Окиты отломился кончик, клинок Тодо расщепился, как бамбуковая метёлка, у моего сына Шюхэя переломилось копьё, а мой меч остался невредим, возможно, потому что это Котэцу. У Тодо сбили со лба хачиганэ, поэтому он получил тяжёлое ранение. Потом примчался Хиджиката со своим отрядом, и мы в основном стали брать пленных.
Прежде мне не раз приходилось сражаться, но это была на редкость долгая битва. Противников было, что называется, уйма, и каждый из них полон отваги, так что я чудом уцелел. Вы, главное, не волнуйтесь.
В этот раз наши боевые заслуги, добычу сведений и командование всей операцией высоко оценили. Первым делом мне пожаловали меч Миёси Нагамити в качестве награды, а также выдали 500 рё на весь отряд. Так что можете нами гордиться.

1. Если кто из Эдо желает стать самураем, передайте пожалуйста, чтобы скорее приходили к нам в Киото. В качестве воинов выходцы из восточных провинций (региона Канто) – самые лучшие. Заранее благодарю за содействие.

1. После возвращения сёгуна в Эдо, родзю** Мидзуно-сама и Инаба-сама поделились со мной планами относительно моего общественного положения.
Я надеялся, что меня сразу повысят до ранга о-мэмиэ**, но поскольку таких прецедентов ещё не было, (для начала) мне предложили стать старшим ёрики**. Соглашаться ли на такой вариант?
Сообщаю об этом вам, на родину, и с благодарностью приму ваш ответ о том, что мне делать. Мне хотелось бы знать мнение всех вас относительно данного вопроса.

Недавно я усыновил юношу из семьи вассалов Итакуры Суо.
В наше время не знаешь, когда тебя настигнет смерть, поэтому нужно быть к ней готовым.
Потом я всё подробно объясню. Я дал ему имя Шюхэй.
Для начала, конечно, надо было бы посоветоваться (с семьей), но как-то не представлялось такой возможности. Сейчас при случае сообщаю. На этом всё.

Написано вечером 8 июня
______________________

Примечания:

* время
по старому, до 1867 г., делению суток на 12 частей, один час равняется нынешним двум часам.
5 часов - время от 8 до 10 часов вечера и утра
4 часа - время от 10 до 12 часов вечера и утра
9 часов - время от 12 до 2 часов ночи и дня

** должности
сюгосёку – протектор Киото, фактически военный губернатор, полномочный представитель сёгуна. Должность Мацудайры Катамори.
сёсидай - наместник сёгуна в императорской резиденции в Киото (подробнее здесь). Должность Мацудайры Садааки, брата Мацудайры Катамори.
родзю - члены совета старейшин при сёгунате
о-мэмиэ - самурай, имевший право на приём сёгуном
ёрики - высокий полицейский чин в эпоху Эдо, подробнее здесь. Кондо в итоге от этого чина отказался.

названия и люди
Сандзё Кобаси – район на восточном берегу Камогавы, где и находилась Икеда-я
Наватэ – район на западном берегу Камогавы (квартал Гион и т.п.)
В Вики: Мидзуно Тадакиё, Инаба Масакуни, Итакура Суо, он же Кацукиё.

Дополнение:

от Хиджикаты по секрету всему свету

Письмо Сато Хикогоро от Хиджикаты Тошизо 20.06.1864 г. (оригинал здесь)

Надеюсь, у вас все живы и здоровы. У нас всё замечательно, так что не волнуйтесь.

1. За боевые заслуги, проявленные Шинсенгуми 5го числа этого месяца, сёгун намеревается нас наградить. Наш командир, Кондо-кун, станет помощником рёбанто, следующие за ним по званию - старшими ёрики, следующие - ёрики, следующие - младшими ёрики, остальные - рядовыми. Это нам сообщили неофициально, тем не менее, ставлю вас в известность. Подробности сообщу позднее, а пока ни в коем случае никому об этом не говорите, пожалуйста. Вот такие у нас дела.

С глубочайшим уважением,
Хиджиката Тошизо

20го числа
брату Сато
_________

рёбанто - это те, кому подчинялись ёрики. То есть к 20 числу Кондо уже повыше должность предлагали, но он все равно отказался. Хотя Хиджиката, судя по письму, явно был не против ))

@темы: перевод

---

Заводные бойцы: война Хио

[shirozaemon]

Дорогие бакуманы! Karakuri Kiden Hiwou Senki (2000) - первый сериал студии BONES, своеобразная энциклопедия эпохи бакумацу от признанных мастеров "живого аниме". Это весьма необычный, неожиданный и многоплановый сериал (как и многое, что делали Бондзю за прошедшие 10 лет).

По жанру "Заводные бойцы" являют собой ани-фэкшн, этакий хитроумный замес исторической правды и художественного вымысла. Так, главными героями сериала, наряду с вымышленными персонажами, выступают Сакамото Рёма (он один из главных героев "Хио"), Хатиро Киёкава (тот самый неутомимый дзёевец, спровоцировавший откол шинсэнов от рошигуми), Кусака Гэндзуй, Харада Саноскэ и другие активисты эпохи, а в приключенческий сюжет вплетены десятки реальных исторических событий, сцен и "инцидентов" (что с полным правом позволяет назвать "Хио" аниме-энциклопедией последних лет сёгуната).

На снимке: инцидент в Намамуги

Разумеется, от BONES не стоит ждать прямолинейного, пафосно-героического повествования (собственно, на то и бакумацу, чтобы плести художественные интриги ), равно как не стоит судить "Хио" лишь с историографической точки зрения. Кроме истории, Бондзю всегда были близки к классической научной фантастике, проблематике открытий и изобретений (так почему бы не превратить традиционную храмовую платформу в гигантскую механическую куклу-трансформера, на которой путешествуют и сражаются герои сериала?). Еще одна любимая тема студии - люди и куклы - также была заявлена уже в первом их шедевре, и далеко не случайно. Возможно, в своих истоках современное аниме действительно восходит именно к культуре каракури нингё?

В "Заводных бойцах" очевидна связь между предыдущей работой основателей BONES (полнометражник Бибопа) и последующими сериалами студии. К примеру, так и видишь, как их вдохновила идея объединить два культовых персонажа из мира аниме и реальной истории - ковбоя Бибопа и Сакамото Рёму - в одном лице, что они тут и сделали.

На снимке: Харада Саноске демонстрирует Рёме
свои знаменитые шрамы от харакири

С другой стороны, в "Заводных бойцах" уже чувствуется широта тем, разработкой которых они займутся в дальнейшем - и похоже, что на тот момент их просто распирало от желания выразить всё это в одном сериале

Вообще, в море современного аниме едва ли найдется с десяток сериалов, сделанных с таким высоким творческим куражом, как "Хио". Потрясающая пластика и мимика персонажей (на сплаве техник мультипликации, манги и аниме), совершенно "киношные" мизансцены и монтаж, разнообразие и продуманность персонажей в сценарии (Shō Aikawa, "Цельнометаллический Алхимик"), забойный фанк-саундтрек (Hiroshi Yamaguchi) и просто великолепная актерская озвучка (один голос Рёмы чего стоит) - все это впечатляет и еще ждет своих ценителей у нас в стране.

На снимке: "Прорвёмся, опера!"

Заводные бойцы: война Хио

@темы: Видео

---

"Горёкаку" (1988г)

[Имри]

Мини-сериал про Эномото Такэаки.

Из занятного: в роли Хидзикаты - Ватари Тэцуя, игравший роль Кондо в "Синсэнгуми Кэппуроку" 98-го года. Как вижу, так вздрагиваю: Кондо-сан, а вы что тут делаете?..

Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4

@темы: Скачать!, Видео

---

"Ронин"

[Имри]

Благодаря замечательным  Lilas777 и  Shmyrina_Anna наша коллекция пополнилась еще одним фильмом про Сакамото Рёму:
Bakumatsu seishun graffiti: Ronin Sakamoto Ryoma (1986).

Страница фильма на imdb.

Сценарист и исполнитель главной роли - Такеда Тэцуя.

Вот тут можно скачать сам фильм (~ 2Г), а вот тут - бонусный фильм про съемки (~1Г), если это кого-то заинтересует.

Язык, как водится, японский, перевода нету. Надеюсь, кто-нибудь из посмотревших поделится впечатлениями и перескажет не самые понятные места:-)

(Лиля, качество проверь, плз - все нормально сконвертировалось? Тебе есть, с чем сравнивать.)

@темы: Скачать!, Видео

---

Ryoma Den. 6 серия

[Tokidoki]

А вот вышла и 6 серия. Скачать можно по традиции отдельно сабы в двух вариантах архивом или на форуме Альянса, торрент с Дорамаленда.
А теперь появлась и раздача на Рутрекере (но там пока только первые 5).

Приятного просмотра)

@темы: Ryoma Den

---

День рождения Хиджикаты-сана

[mirabiel]

Сегодня 176 лет со дня рождения легендарного замкома!
Есть мысль все ссылки о нем собрать в одну запись. Если такое уже где-то есть, просто удалите этот пост.
Начну.

На народе:
http://bakumatsushinsen.narod2.ru/biografii/hidzikata_tosidzo/

http://graft2008.narod2.ru/05_Nemnogo_ob_ofitserah/052_Hidzhikata_Toshizo/

Музей Хиджикаты

Документальный фильм "Смерть Хидзикаты Тосидзо в Хакодатэ" / "Hijikata Toshizo"

Мало, конечно, пока... А можно еще сайт сделать было бы, домен toshizo.ru не занят. Если кому-то интересно, кроме меня, пишите.

---

Многострадальная Х)

[Tokidoki]

Многострадальная 5 серия Ryoma Den. Именно на ней нас с переменным успехом постигали проблемы временные и технические. Но теперь она готова.

Традиционные субтитры в двух вариантах можно брать тут
На всякий случай напоминаю, что для зарегистрированных на ресурсах пользователей отдельно субтитры лежат на форуме Альянса, а полноценный вариант с равками обитает на Дорамаленде.

Приятного просмотра)

@темы: Ryoma Den

---

Шинсенгуми рок-н-ролл!

[ginnan]

Ролик о том, как Ямамото Кодзи, известный собратьям по траве, как Замком из тайги-дорамы, заглянул на огонек в рок-кафе. Сперва
поиграл с завсегдатаями в "угадай мелодию", потом показал пару-тройку гитар из своей коллекции... сабдж начинается с 5:05 и далее.

@настроение: пойти пересмотреть JC Superstar?..

@темы: Веселое, Видео

---

Ромулус Хиллсборо и все-все-все

[Рысь Ллиотар]

О ярости, гневе и неумолимой судьбе

Конец старым порядкам близился, и предводителей самого смертоносного отряда сёгуна, как и прочих людей по обе стороны баррикад, снедали ярость и гнев на неумолимую судьбу. Судьбу — будь то неразделимо связываемая с этим понятием безжалостная богиня или всепоглощающая сила, под влиянием которой их мир менялся с головокружительной быстротой, — им, простым смертным, несмотря на всю их несгибаемую волю к власти, не удавалось подчинить себе. После длившейся пятнадцать лет небывалой смуты ни победители, ни побежденные, ни, наверное, блистательное божество их далеких предков не позволили бы миру воцариться на их священной земле без решающей кровавой борьбы.

Часть тринадцатая

Сладость свершившейся над Ито и его стражами императорской гробницы мести не отравили ни безжалостная богиня Солнца, ни те, кто стоял за самым знаменательным событием в истории Токугава. 14 октября третьего года эпохи Кэйо (8 ноября 1867 года), за месяц до убийства Ито, последний сёгун Токугава Ёсинобу сообщил о своем отречении и возвращении всей полноты власти императору. Об этом было объявлено в Большом зале замка Нидзё в присутствии представителей сорока провинций. Это событие, ставшее началом Реставрации Мэйдзи, инициировал Сакамото Рёма. В прошлом июне, когда союзники Рёмы из Сацумы и Тёсю строили планы свержения Токугава силой, этот дальновидный человек из клана Тоса придумал способ предотвратить гражданскую войну. По плану Рёмы, дерзкой попытке заложить в Японии краеугольный камень демократии, первым делом сёгун должен был вернуть императору бразды правления. Далее следовало образовать две законодательные палаты правительства — верхнюю и нижнюю, куда вошли бы способные люди из числа князей и придворных, а также полномочные представители японского народа в целом. Все решения на государственном уровне советники должны были принимать, опираясь на общественное мнение. Рёма подал свой план на рассмотрение Гото Сёдзиро, старшего советника Яманоути Ёдо, влиятельного князя Тоса. Гото, в свою очередь, представил план Рёмы своему даймё, а тот изложил его в октябре в петиции сёгуну.

Будучи главным министром князя Ёдо, Гото обладал в Киото значительным политическим влиянием и, готовясь подать петицию Ёдо первому министру сёгуна Итакуре Кацукиё, устроил так, чтобы его представили другому влиятельному киотскому игроку. Вечером 20 сентября он посетил дом генерального инспектора бакуфу Нагаи Наомунэ, близкого советчика сёгуна. Когда они расположились в гостиной, Нагаи объявил, что здесь присутствует некто, кого он хотел бы свести с Гото (тот, понятно, заранее ожидал знакомства с Кондо Исами). В этот момент Гото увидел в соседней комнате человека с длинным мечом на боку. Человек представился — очень вежливо и по всем правилам этикета. Хотя Гото ни разу не встречался с командиром Синсэнгуми, репутация того была ему отлично известна. Сердечно представившись сам, Гото неожиданно сказал Кондо: «Мне не нравится длинный меч у вас на боку» — и спросил затем, не может ли тот его снять. Кондо засмеялся, вынул ножны с мечом и положил на пол подле себя. Последующие несколько часов мужчины провели в обсуждении насущной политической обстановки в Японии. Они подружились, или, по крайней мере, Кондо хотелось в это верить. Кондо слышал, что Гото, происходивший, конечно, из Тоса, имеет множество союзников среди роялистов, в числе которых был и Сакамото Рёма, проклятье бакуфу. Тем не менее крестьянский сын был крайне польщен знакомством с прославленным самураем и велел своим людям не причинять Гото вреда. Он знал, что тот готовит петицию для подачи сёгуну, но не знал ее содержания. Нечего говорить, что он более чем жаждал ее увидеть, и попросил у Гото копию. Три дня спустя после их первой встречи Кондо посетил Гото в его доме. Он по меньшей мере дважды подряд пытался снова встретиться с Гото, который ловко, хотя и тактично давал Кондо от ворот поворот и в конечном итоге так и не показал ему петицию.

Хотя Ёсинобу принял план Рёмы, богиня солнца не знала удержу. На этот раз она воспользовалась талантами своего любимца — самого заклятого врага сёгуна при императорском дворе. Ивакура Томоми, этот мастер политических интриг, вместе с Сацума строил планы по свержению бакуфу (77). Промедли Ёсинобу с отречением, и против него обратили бы тайное оружие, которому не сумели бы противостоять все его войска. Этим оружием был составленный Ивакурой императорский указ, повелевающий объединенным силам Сацумы, Тёсю и других могущественных провинций напасть на Токугава. Указ был фактически смертным приговором Токугава, призывавшим уничтожить режим Эдо, покарать «изменника» Ёсинобу и предать смерти князей Айдзу и Куваны. Этот документ Ивакура доверил Накаяме Тадаясу, деду императора по матери.

Тем временем власти Токугава в Киото прознали, что Сацума и Тёсю планируют напасть на особняк князя Айдзу. Синсэнгуми и Мимаваригуми немедленно отправили круглосуточно патрулировать город. Синсэнгуми разместили своих людей у передних ворот дома Накаямы, чтобы внимательно наблюдать за каждым, кто входит и выходит. За день до отречения Ёсинобу Ивакура получил от Накаямы императорский рескрипт, в котором с князя Тёсю и его наследника снималось клеймо «врагов императора». Ивакура спрятал эту бумагу в одежде своего младшего сына, вынесшего ее через переднюю дверь незаметно для людей Кондо.

В тот день, когда Ёсинобу заявил в замке Нидзё о своем отречении и когда на смертном приговоре Токугава была поставлена печать императора, Синсэнгуми засекли входящих в дом Накаямы самураев из Сацумы и Тёсю. Хотя Кондо не знал точной цели их визита, он приказал своим людям арестовать или убить их, когда они уйдут. Однако те сумели выбраться через заднюю дверь и унесли с собой императорский указ. Но история показывает, что даже божественным планам может помешать человеческий фактор. Прежде чем Сацума и Тёсю успели нанести удар, решение Ёсинобу было одобрено императорским двором, и всемогущий тайный указ, таким образом, пропал втуне.

Кондо Исами и всех тех, кого лишь четыре месяца тому назад официально включили в иерархию Токугава, до глубины души оскорбило отречение сёгуна. Дело омрачило еще и то, что 26 октября, через двенадцать дней после отречения Ёсинобу, Кондо получил из Эдо известие, что его приемный отец при смерти. Через два дня Кондо Сюсукэ умер. Ему было шестьдесят семь лет. Кондо был слишком занят волнениями в Киото, чтобы ехать в Эдо на похороны.

Князей Айдзу и Куваны тоже, со своей стороны, разгневало решение Ёсинобу. Кондо меж тем с жаром осудил князей Овари и Фукуи, двух ближайших вассалов сёгуна, как «предателей», вынудивших Ёсинобу отречься. В следующем месяце гений и прозорливец, организовавший это отречение, был убит. Хотя Синсэнгуми не имели отношения к смерти Сакамото Рёмы, Кондо не колеблясь убил бы его, представься ему такая возможность. «В тот день, когда зарубили Сакамото Рёму и Накаоку Синтаро, Кондо лежал больной в доме моей сестры, — вспоминала Миюки. — Через два или три дня после убийства он пришел в мой дом и сказал: «Раз Сасаки Тадасабуро со товарищи убили Сакамото, я могу спокойно выпить сакэ». Он послал за Сасаки, и они устроили большую пирушку» (78).

13 ноября, за пять дней до происшествия у Абуракодзи, Ито Каситаро и Тодо Хэйсукэ пришли в укрытие Сакамото Рёмы в Киото, чтобы предупредить его и его соратника Накаоку Синтаро об опасности. В длинном списке политических врагов Токугава двое выходцев из Тоса занимали верхние позиции. Они организовали военный союз Сацумы и Тёсю, что ускорило падение Эдо; и, хотя именно Рёма стоял за мирным отречением Ёсинобу, они с Накаокой готовы были вместе со своими соратниками из Сацумы и Тёсю сокрушить Токугава силой, если сёгун откажется отречься. Неудивительно, что консерваторы из лагеря Токугава обвиняли Рёму и Накаоку в свержении правительства. «Накаока прислушался к моему предостережению, — говорил позднее Ито. — А вот Сакамото казался безразличным и не обратил внимания на мои слова». Нескольких друзей Рёмы убили Синсэнгуми, которых он считал не более чем бандой головорезов. Ни при каких обстоятельствах он не стал бы слушать советы людей, которые когда-то были неотъемлемой частью этой банды. Два дня спустя Рёма и Накаока были убиты в убежище Рёмы — комнате на втором этаже дома киотского торговца соей.

Синсэнгуми серьезно подозревали в убийстве. 19 ноября, четыре дня спустя после происшествия, Окубо Итидзо (79), политический лидер Сацумы, писал Ивакуре Томоми: «Я слышал, что Сакамото, без сомнения, убили Синсэнгуми. <...> Первый подозреваемый — Кондо Исами». Убийцы оставили после себя ножны цвета воска и пару деревянных сандалий, чтобы возложить вину на Синсэнгуми. Синохара Ясуносин и другие члены партии Кодайдзи, скрывающиеся в представительстве Сацумы в Киото, опознали ножны как принадлежавшие Хараде Саносукэ. Харада был родом из хана Мацуяма, граничившего с ханом Тоса на острове Сикоку. Прежде чем умереть от ран через два дня после нападения, Накаока сообщил, что один из нападавших громко выругался на диалекте Сикоку. Столь же твердой уликой была пара сандалий с эмблемой соседней гостиницы. На следующий день обнаружилось, что в эту гостиницу часто захаживали члены Синсэнгуми, и Рёмины последователи заставили власти Токугава вызвать Кондо Исами на допрос. Кондо, конечно же, засвидетельствовал, что его ополчение не причастно к убийству.

Хараду явно подставили члены партии Кодайдзи в отместку за убийство Ито. Но убийцей он не был. Он был офицером Синсэнгуми и мастером как меча, так и копья, сражавшимся в большинстве основных битв с участием Синсэнгуми, включая «Икэдая», Абуракодзи и бой за оскверненные доски объявлений на Большом мосту Сандзё. Матерый воин, такой как Харада, не мог забыть ножны от своего меча после двух-трехминутной схватки. И в какой бы спешке он ни покидал место преступления, он никогда не оставил бы пару уличающих его сандалий. Обе ошибки были бы нарушением кодекса самурая и, значит, согласно уставу Синсэнгуми, карались сэппуку. Хараду и Синсэнгуми оправдывали и воспоминания бывшего ополченца: «Той ночью мы были у Кондо, и Харада Саносукэ с нами. Услышав на следующий день об убийствах, мы сказали друг другу, что, кто бы ни сделал это, он явно очень умелый фехтовальщик. Позже мы услышали, что это дело рук Имаи. В этом был резон. Имаи в то время славился в Эдо своим мастерством в обращении с коротким мечом. Говорили, что, когда он наносит удар, все, что вы можете увидеть, — это его меч. Только Имаи мог проделать такое в тесной комнате за столь короткое время» (80).

Люди Рёмы были возмущены и жаждали мести. Когда Кондо заявил о непричастности своих бойцов к убийству, они взяли дело в свои руки. Не вызывало сомнений, что их предводителя убили люди из лагеря Токугава. Существовало три вероятных мотива для убийства Рёмы, и все три были взаимосвязаны. Рёма стоял за мирным отречением Ёсинобу и возвращением всей полноты власти императору. Рёма застрелил по меньшей мере одного, а возможно, и двоих людей бакуфу в прошлом году, когда его чуть не убили в гостинице «Тэрада» в Фусими вскоре после заключения инициированного им военного союза Сацумы и Тёсю. Третий мотив был связан с потоплением корабля, который люди Рёмы зафрахтовали для перевозки ружей революционерам. Корабль с четырьмя сотнями контрабандных винтовок был потоплен кораблем, принадлежавшим хану Кии. Рёма возглавлял группу изгоев, а Кии был одной из трех ветвей дома Токугава. Когда хан Кии отказался выплатить изгоям компенсацию, те пригрозили подать иск в суд международного права. Зная силу общественного мнения, Рёма сочинил высмеивающую Кии (81) песенку и спел ее в веселых домах в международном порту Нагасаки, где располагался его штаб и где собирались влиятельные люди со всей Японии.

Интуиция не подвела Рёму, и вскоре хан Кии сделался посмешищем всего города. В мае 1867 года, за шесть месяцев до убийства Рёмы, Кии согласились выплатить компенсацию в размере 83000 рё, если Рёма отзовет иск. Рема сделал это, но Кии, надо полагать, затаили злобу. Когда до людей Рёмы дошел слух, что Миура Кютаро, высокопоставленный чиновник Кии, подстрекал Синсэнгуми к убийству Рёмы, они поступили соответственно.

Однако Миура был ни в чем не повинен и сознавал, что его жизнь в опасности. Пользуясь хорошими отношениями с князем Айдзу, он договорился, чтобы Синсэнгуми его защищали. Первое покушение на жизнь Миуры провалилось; потом люди Рёмы узнали, что снежной ночью 7 декабря он должен посетить собрание в гостинице «Тэнман», неподалеку от места, где недавно случилась резня у Абуракодзи. В десять часов вечера шестнадцать человек в белых головных повязках, с двумя мечами, а некоторые и с пистолетами, вошли в гостиницу. Один из них, Накаи Сёгоро, пылал особо ярой жаждой мести (82). На оружии Накаи, мастера иай, искусства выхватывания меча, было выгравировано его имя, и это оружие было подарком Рёмы. Он метнулся вверх по лестнице, остальные последовали за ним.

Комната Миуры была на втором этаже. С ним было больше десяти человек, включая Сайто Хадзимэ, Оиси Кувадзиро, Миягаву Нобукити и еще четверых членов Синсэнгуми. Они пили сакэ, когда услышали, что в коридоре кто-то есть. Один из людей Миуры отодвинул перегородку, и Накаи ворвался в комнату с криком «Миура!». Одним молниеносным движением он выхватил меч и рассек Миуре лоб. Затем в комнату вбежали пятнадцать его товарищей. В свалке лампы погасли, и люди едва отличали друзей от врагов. Лязгали мечи, хлестала в темноте кровь, тесную комнатку заполнили звуки выстрелов и гортанные крики. В суматохе легко раненый Миура выскользнул через окно на крышу. Один из ополченцев, скрещивая мечи с кем-то из нападающих, сверзился из окна в пруд в саду. «Вокруг пруда оказалось много врагов», — писал Нагакура. Ополченец выскочил из пруда и погнался за противниками, которые «бросились врассыпную».

Двое членов Синсэнгуми, включая Миягаву, были убиты; трое, включая Сайто, — ранены. Из нападавших погиб только Накаи; еще одному отрубили запястье, большинство же получило легкие ранения.

Прежде чем скрыться, один из людей Рёмы отрубил мертвую голову Накаи. Но, конечно же, голова эта была тяжелой, из нее сочилась кровь, и эта кровь смешалась с водой колодца, в который голову бросили, чтобы никто не опознал обезглавленный труп, лежавший наверху. Однако через несколько дней голову обнаружили и опознали по имени, выгравированному на мече Накаи.

@темы: перевод, Хиллсборо

---

Сиба Рётаро, "Пылающий меч"

[Рысь Ллиотар]

Глава четвертая

Бог грома

К тому моменту, когда Хидзиката Тосидзо закончил облачаться в защитный костюм и вышел на середину додзё, Ситири Кэнносукэ еще и пальцем не пошевелил, чтобы подготовиться к поединку. И, словно это не было само по себе достаточно оскорбительно, он сидел в передней части зала одетый для тренировки, непринужденно скрестив ноги и почесывая подбородок.
— Вижу, ты готов, аптекарь, — громко сказал он.
— Да, — откликнулся Тосидзо чуть слышно. — Я жду вас.
— Я готов. — Ситири кивнул на столпившихся в углу додзё шестерых учеников в масках и рукавицах. — Сперва сразись с ними. Можешь не церемониться, это всё прилежные ученики, заслужившие ранг мокуроку.
Ситири, очевидно, уже догадался, что перед ним не простой аптекарь.
— А кто будет судить?
— Судить? — фыркнул Ситири. — В нашем додзё не назначают судей в поединках с представителями других школ. Нам бросают вызов — мы даем отпор. Кто первым упадет, тот и проиграл. Таково одно из правил, которым мы, ученики школы Когэн Итто, следуем в Хатиодзи.
Один из учеников молнией метнулся вперед. Тосидзо отскочил назад и рубанул его по груди. Поскольку судья, который должен был на этом месте определить исход поединка, отсутствовал, противник Тосидзо, невзирая на полученный удар, продолжил яростно наступать.
«Это беспредел».
Мощные удары в грудь, колющие атаки в предплечья, яростное теснение противника и удары по маске... Тосидзо сам дивился тому, сколь ловко управляется с бамбуковым мечом. Но эти люди получили задание его измотать, поэтому, сколько бы ударов Тосидзо ни наносил, они продолжали нападать.
В какой-то момент ученики вдруг отступили, однако их место тут же заняли новые. Казалось, этому не будет конца. «Мерзавец... он пытается меня убить». С этой мыслью Тосидзо сосредоточил внимание на третьем противнике. У него появилась идея. Когда этот третий нацелил меч на его маску, Тосидзо ударил по мечу, сбив его в сторону, стремительно ушел с линии атаки и принялся колошматить противника по правому боку, в район подмышки, не защищенной кожаным доспехом. Ребра не выдержали напора и треснули. Мужчина рухнул навзничь и лишился чувств.
«Пусть их подходят...» Тосидзо зашел уже слишком далеко, чтобы останавливаться. Он с размаху двинул следующего ученика по запястьям, заставив выронить меч, а затем осыпал градом ударов.
— Сдаюсь! — крикнул тот, отбегая к стене додзё и снимая маску. На стеганом вороте проступила кровь.
Однако Тосидзо тоже устал.
У пятого ученика были негибкие, неразработанные суставы, не позволявшие быстро двигаться, поэтому он был жестоко избит. Но самому Тосидзо тоже досталось изрядно. Противники лупили в полную силу, и его незащищенные плечи, руки и локти, куда пришлась большая часть ударов, горели. Порой у него напрочь перехватывало дыхание. «Я не дам ему добить себя так». В глазах все плыло, оружие будто свинцом налилось.
И вот, словно в тумане, его бамбуковый меч качнулся вперед, нанося удар по голени. Именно так Тосидзо зарубил Рокуся Сохаку. Пытаясь уклониться, противник отскочил, поджав ноги. Еще удар. Ученик прыгал туда-сюда, словно в танце, уворачиваясь от проворного меча Тосидзо, и медленно, но верно начинал изнемогать.
Как уже говорилось, удары в голень считались среди мечников подлым приемом и потому не входили во многие стили. Разумеется, их не было ни в Когэн Итто, ни в Тэннэн Рисин. Только в Рюго-рю. По слухам когда-то на большом воинском состязании, устроенном дайнагоном [1] Овари, один мечник из школы Рюго, главой которой был учитель фехтования тогдашнего даймё Вакидзаки, одолел почти всех бойцов с помощью ударов в голень. Те, кто попался на его уловку, теряли равновесие и терпели поражение прежде, чем успевали понять, что происходит.
В конце концов остался только «Крошка Тэнгу» из семьи Тиба — Тиба Эйдзиро, второй сын знаменитого мечника Тибы Сюсаку. Вместо того чтобы ожидать нападения стоя, Эйдзиро вскинул руки с бамбуковым мечом и уселся прямо посреди додзё. Поразмыслив какое-то время, он поднялся — и сразил противника, развенчав «непобедимость» стиля Рюго.
Придуманный Эйдзиро противодействующий прием был таков: не подставлять под удар мягкие ткани бедра, а резко ударить себя пяткой по ягодицам, что позволит не терять равновесия и сосредоточения и не поддаться на коварную атаку. Это движение, быстрое и эффективное, впоследствии превратилось в тайный прием школы Хокусин Итто.
Однако нынешний противник Тосидзо учился в Хатиодзи и ничего не знал об этом способе противодействия, давно и широко известном среди последователей знаменитых эдосских стилей, — поэтому был сражен наповал.
Тут Ситири Кэнносукэ наконец вскочил. «Так я и знал. Это он убил Рокуся». Понаблюдав, как Тосидзо орудует мечом, он понял, что именно от его руки на задворках поместья Саватари в Футю погиб Рокуся Сохаку. «Раны походили на те, что оставляют мечники Рюго... но не вполне. Должно быть, он изучал разные стили».
Ситири уставился на Тосидзо и произнес:
— Поединок закончен.
Подняв руки и пристально вглядываясь в изможденного Тосидзо, он продолжил:
— Аптекарь, почему бы тебе не пройти в дом и не выпить чаю?
Тосидзо отвели в отдельную комнату, расположенную в глубине додзё, и здесь он заметил, что начинает темнеть. Обещанный чай так и не принесли, и никто не позаботился о том, чтобы зажечь лампы. «Странно...» — подумал Тосидзо и, не теряя времени, ловко сиганул на улицу через ближайшее окно.
«Хм-м...» Он осмотрелся. Кажется, он оказался позади додзё и теперь стоял на рыхлой земле на каком-то поле. Прямо перед ним был колодец, а вдали на фоне закатного неба вырисовывались очертания гор Косю. Над грядой Коботокэ мерцал полумесяц.
Тосидзо двинулся на запад, прячась под скатом крыши додзё. Вдруг он остановился, со свистом втянув в себя воздух. Прямо перед ним, за боковой калиткой, виднелась деревянная изгородь, окружающая большое поместье Хирумы Хандзо, хозяина додзё. Росшие за ней черные сосны резко выделялись на фоне белых стен дома. Но не они заставили Тосидзо замереть на месте.
Из калитки с нависающими над ней сосновыми ветками вышла женщина.
Женщина по имени О-Сэн.
Это была та самая девица из Сэндзюбо, с которой Тосидзо разделил ложе. Он встретил ее впервые с тех пор, как она переехала к Хируме Хандзо. Она изменилась и выглядела так, как и подобает жене самурая. Более всего Тосидзо потрясло ее спокойствие. Пока молодой человек пристально ее разглядывал, она, не проронив ни слова, погасила свечу и медленно пошла ему навстречу.
— Мы всё знаем о вас, — тихо сказала она.
Тосидзо промолчал.
— Помощник учителя Ситири Кэнносукэ-доно делает все, чтобы отомстить за Рокуся Сохаку. Полагаю, вы помните, кто это?
Тосидзо по-прежнему молчал.
— В любом случае, — продолжила она, — вам следует бежать без промедления. Если перепрыгнуть через стену за колодцем, вы вскоре упретесь в небольшой обрыв, за которым простираются тутовые поля.
— Вы говорили, что вас зовут О-Сэн?
— Сэн.
Как ни странно, тело Тосидзо отлично помнило ощущения от проведенной с этой женщиной ночи, а вот такие вещи, как ее имя, поблекли в памяти. «Я хочу рассмотреть ее нынешнюю», — подумал он. Но, поскольку солнце медленно оседало за горизонт, желанию этому не суждено было сбыться. Сейчас он мог лишь вдыхать аромат ее мешочка с благовониями, и аромат этот пробудил воспоминания о той ночи, когда Тосидзо впервые проник к этой женщине и овладел ею — такой, какой она была тогда.
«Было очень холодно». Сад Сэндзюбо и стоящая поодаль девичья фигурка живо предстали перед ним. В Бусю более тысячи лет в обычае было прокрадываться ночью в женские спальни, и Тосидзо частенько так делал. Девица притворялась крепко спящей и не противилась ему. Возможно, интуиция подсказала ей, что мужчина, остановившийся в храме прошлой ночью, намерен забраться к ней в постель.
— Послушайте... — Терпение Тосидзо иссякло.
— Нет, — ответила жена Хирумы Хандзо. Женщины области Бусю-Тама, что бы ни случалось с ними в юности, после замужества неизменно обретали несокрушимую твердость характера.
Тоси одарил ее быстрой горькой улыбкой.
— Это было грубо с моей стороны, — послушно извинился он.
Кажется, она оказалась не готова к такому внезапному смирению — и, словно ее напряженная настороженность вдруг испарилась без следа, потянулась к его руке.
— Хидзиката-сама...
Она не просто коснулась, а крепко стиснула его руку. Тосидзо впился в женщину взглядом.
— Откуда вы знаете мою фамилию?
— Потому что вы наверняка и есть Хидзиката Тосидзо-доно. Мне известно о вас.
— Откуда?
— Откуда что?
— Я спрашиваю, откуда вы узнали, кто я? — Его всегда волновали эти вещи — такой уж был характер.
— От Ситири Кэнносукэ-доно. Вы не аптекарь, вы Хидзиката Тосидзо-доно из додзё Кондо в городке Янаги, что в Эдо.
Тосидзо услышал за спиной шорох и недоуменно нахмурился. В следующий миг его и след простыл. Тенью промчавшись по задворкам додзё, он спрыгнул с обрыва. Не успела О-Сэн ахнуть, поразившись его резвости, как он уже шагал по тутовому полю, со страхом поглядывая на луну над грядой Коботокэ.
Следующие несколько дней Тосидзо отсиживался в додзё Кондо. Кондо Исами продолжал давать уроки в области Тама вместо Тосидзо и вернулся совсем недавно. Деревенская страда была в самом разгаре, и людей на занятия приходило меньше, чем ожидалось.
— Благодарю за труды, — сказал Тосидзо. — Надеюсь, на обратном пути не случилось ничего необычного?
— О чем ты? — Кондо уставился на Тосидзо с таким недоумением на лице, какое только он и мог изобразить. — Ах да, забыл тебе сказать. Когда я остановился переночевать в доме Сато в Хинодзюку, там был твой старший брат. Не Кироку-сан, а Сэкисуй-сан. Он сказал: «Этот негодник Тоси никогда не заходит в гости» — и просил поинтересоваться у тебя почему.
Сэкисуй был старшим из братьев Тосидзо. Он родился слепым, и ему пришлось передать права наследования второму по старшинству сыну в семье. Сэкисуй жил в одной из комнат площадью в восемь татами, выходивших в сад, и зарабатывал на жизнь игрой на сямисэне и представлениями гидаю [2] для горожан. Его образ жизни был весьма необычен, а на мир он смотрел с таким оптимизмом, что многие с трудом верили, что он слеп.
Тосидзо не покидало ощущение, что Кондо чего-то недоговаривает.
— Если ты действительно с ним говорил, я ни за что не поверю, что он ограничился этими словами.
— Хм-м... — Кондо на несколько мгновений задумался. — Тоси-сан, ты ведь убил человека?
Он не ответил.
— Сэкисуй-сан шепнул мне, что подозревает: убийство Рокуся в храме Рокуся Мёдзин — твоих рук дело. В последнее время ученики школы Когэн Итто из Хатиодзи рыщут вокруг деревни Исида и всюду суют свой нос. Сэкисуй-сан подумал, что они могут разыскивать тебя. Разумеется, я ответил, что такого не может быть.
— Нет, его действительно убил я.
Теперь пришел черед Кондо отмалчиваться. Этот мужчина с широким подбородком, родившийся в селении Ками-исихара и с давних пор звавшийся Кацутой, имел привычку в недоумении почесывать зад; на лице же у него ничего не отражалось.
— Так это правда?
— Я знаю, что с моей стороны это черство, но до сих пор я предпочитал держать язык за зубами.
— Почему?!
— Не хотел, чтобы у додзё были неприятности. Пожалуйста, сделай вид, будто ничего не слышал. Я сам все улажу.
— Хорошо.
К бесконечному соперничеству между школами из Бусю и Дзёсю Кондо давно привык. Несмотря на то, что он ответил на предложение Тосидзо замять происшедшее согласием, позже он вызвал Окиту Содзи и поведал ему о сложившейся ситуации.
— Тосидзо, похоже, на взводе, но это, вероятно, из-за того, что против него ополчилось столько народу. Если с ним что-то случится, это дурно отразится на репутации нашей школы.
— Понимаю. Значит, вы хотите, чтобы я отправился туда и разведал, что к чему? — кивнул Окита со своей вечной светлой улыбкой и исчез из додзё еще до заката.
Он вернулся в Эдо несколько дней спустя. Доложившись Кондо и, вероятно, утомившись после долгих переходов, юноша удалился в свою комнату в задней части додзё, разложил на татами постель и уснул. На следующее утро у колодца, завидев Тосидзо, он приветствовал его быстрым поклоном, после чего внезапно перешел на шепот.
— Хидзиката-сан у нас весьма занятная личность, не правда ли? — лукаво спросил он.
— Что это тебе в голову взбрело?
— Он водит дружбу с одним странным лицедеем.
— Да ну? И с кем же?
— С «богом грома», с кем же еще.
Тосидзо в толк не мог взять, о чем болтает Окита.
— Что еще, демоны побери, за бог грома?
— Человек в маске, — ответил Окита, расплываясь в ухмылке до ушей.
— В маске? Как на маскараде в Кухонбуцу?
— Не-а. Туговато вы сегодня соображаете. Обычно Хидзиката-сан на редкость сметлив, но временами впадает в растерянность и ведет себя столь бестолково, будто его подменил кто... Это ужасно хлопотно, знаете ли.
Окита закончил умываться и быстро скрылся внутри додзё.
Несколько дней спустя вновь настал черед Тосидзо идти в Таму давать уроки. Он всегда выходил затемно, до восхода солнца. В тот день, как и в любой другой, когда кому-то из помощников учителя пора было отправляться в путь, ворота, с висящими на них большими бумажными фонарями с гербом додзё, по традиции оставили приоткрытыми, а Кондо, облачившись в парадную одежду с тем же гербом, лично провожал своих людей.
Когда Тосидзо наклонился подтянуть завязки сандалий, Кондо окликнул его.
— Содзи вызвался идти с тобой. Его сборы, кажется, заняли больше времени, чем предполагалось, так что подожди еще несколько минут.
— Содзи? Зачем это?
Тосидзо резко обернулся — выражение его лица было крайне недовольным — и увидел, что Кондо смотрит на него с непривычно робкой вымученной улыбкой.
— Тебе будет с кем поговорить в дороге.
— Мне не нужен собеседник. Навязывая мне в попутчики трещотку вроде Содзи, ты добьешься только того, что я вымотаюсь куда сильнее.
— А вот и я! — Окита вышел из додзё. На руках у него были рукавицы, на ногах — щитки, а к поясу хакама крепился фонарь, какие использовались всадниками. Все это в целом придавало двадцатилетнему юноше весьма щегольской вид.
Когда они покинули Найто Синдзюку и вышли на тракт Косю, Окита раскрыл рот:
— Мы точно повстречаем тех ребят в каком-нибудь селении в Таме.
— Каких еще «ребят»?
— Ай, будет вам, Хидзиката-сан, простачка разыгрывать... — Окита по-детски сдвинул набекрень свою любимую соломенную шляпу и прямо заявил: — Ситири Кэнносукэ и его учеников из Хатиодзи. Давайте я объясню.
Окита поведал Тосидзо о результатах своего расследования. По всей видимости, ученики из Хатиодзи маскировались под нищих, известных как «боги грома», и часто появлялись на тракте Косю.
«Боги грома» носили маску легендарного бога Сарудахико. Образ этот появился после крупного землетрясения, случившегося в эпоху Ансэй, когда повсюду царили хаос и разруха, и частично был порожден суматохой, связанной с изгнанием иностранцев. Тогда по всему Канто и стали промышлять эти самозваные «боги». Подобно странствующим синтоистским жрецам, они торговали амулетами от несчастий и болезней, якобы благословленными Быкоголовым Богом, способным как вызывать, так и предотвращать эпидемии и катастрофы. В черных хаори и хакама, с пристегнутыми к поясу мечами грубой ковки, они бродили по городам, выкрикивая: «Бог грома любит устраивать погромы!» Жизнь в то время была беспокойная, и находилось множество охотников покупать обереги.
— Кстати, Хидзиката-сан, — продолжал Окита, — по этой вашей деревеньке Исида шныряют группки из двоих-троих человек, явно из Хатиодзи.
Как обычно, оба молодых человека остановились на ночь в доме Сато в Хинодзюку. Ужиная вместе с Окитой, Тосидзо вдруг услышал шаги во внутреннем дворе.
— Содзи... — Тосидзо обменялся с младшим товарищем быстрым взглядом.
Окита тут же отбросил палочки, вскочил на ноги и с силой отодвинул раздвижную дверь. За ней, на веранде, обнаружился крупный мужчина. Он был один и безмятежно стоял, молча разглядывая их сквозь прорези маски Сарудахико.


******************************************************
Примечания:

[1] Дайнагон - старший советник министра. Придворная должность; в каком смысле здесь, точно не могу сказать.
[2] Гидаю - драматический сказ в японском театре.

Тэнгу в японской мифологии — сверхъестественное существо с телом человека и крыльями птицы, длинноносое и краснолицее. Тэнгу населяют безлюдные горы и леса, отличаются невероятной силой и искушены в боевых искусствах. Немало выдающихся воинов древности, по преданиям, учились у тэнгу фехтованию и рукопашному бою. Великий Миямото Мусаси уже во времена своего отрочества был прозван «Крошкой Тэнгу» — Котэнгу — за то, что вышел победителем из более чем шестидесяти поединков.
Со временем тэнгу становились все более человекоподобными и наделялись защитными функциями — то есть примерно той же ролью, что мужчины в военных делах. В современной Японии «тэнгу» называют быстрых и атлетически сложенных людей.
Ямабуси тэнгу (или коноха тэнгу) — существо с человеческим телом, но с крыльями и длинным носом. Из-за длинного носа коноха тэнгу связывают с синтоистским богом Сарутахико (обезьяний человек).
Сарутахико, или Сарудахико (бог развилок дорог) — синтоистское божество восьми небесных перекрестков, божество правосудия, воплощающее дух истинной храбрости. Он гигантского роста, с длинным носом и глазами как большие круглые зеркала; изо рта его струится свет. Сарутахико считают предком тэнгу.

В буддизме Бык олицетворяет личность, эго и является атрибутом бога мертвых Ямы, который иногда изображается с головой быка или буйвола. В буддийской мифологии Яма — владыка ада, бывший правитель города Вайшали. Восемь полководцев и восемьдесят тысяч воинов сопровождали царя в загробный мир, где ему три раза в день вливали в глотку расплавленную медь — и так до тех пор, пока Яма не искупил все свои грехи. Став повелителем ада, Яма насылал на людей болезни и старость. Ями, сестра Ямы, правила адом женщин и считалась воплощением его творческой энергии (шакти).

Хочу сказать огромное пушистое спасибо нашему новому консультанту по оригиналу Сибы-дзи - замечательной умнице, бакумачному "археологу" с волшебной лопатой и вообще святому человеку  Fushigi-dono!

@темы: перевод, Сиба Рётаро: Пылающий меч

---

Немного несерьезно или "А шо вы ржоте? Тут драма!"

[Maeda_Mori]

Самурайская.

(Исполняется заунывным гнусавым голосом на ночном дежурстве, желательно - под патриотично настроенными окнами)

Я с детства был талантливым мальчонкой,
на палках первый был боец в селе.

Когда годков мне минуло 15,
успел уж всех в округе победить.

Сказала мне тогда родная мама,
смахнув с лица слезинку рукавом:

"Сынок, иди-ка в город, стань ронином.
На меч хоть заработаешь себе!"

все шаблоны Кабуки соблюдены))))

И вот я в Эдо нанялся к вельможе,
чтобы его персону охранять.

Вельможа очень жадный был,
однако мне выдал два положенных меча.

И стал я с ним ходить вооруженный,
и все кругом боялися меня.

Однажды мой хозяин в ресторане,
хвативши лишнюю бутылочку сакэ,

Другим вельможам нагло стал хвалиться,
Что как-то самурая он убил.

Мол, тот такой был опытный и сильный,
и 20 слуг его зарезали с трудом.

Прислушавшись, я понял по деталям:
погибший был папаша мой родной.

Достал я меч, в глазах все потемнело,
а гости разбежались кто куда.

И, отомстив за горькое сиротство,
я подлого убийцу зарубил.

Пришлось потом бежать скорей в Киото,
меня чтоб не казнили фраера.

В Киото поступил я в Синсенгуми,
там смертники всегда были нужны.

И вот теперь служу я в ополченье,
ношу я форму-синий пиджачок.

Порядок охраняем мы в столице,
а беспредельщиков пускаем мы в расход.

Граждане! Помните: нарушение общественного
правопорядка череповато тяжелыми последствиями
с летальным исходом!

@темы: Веселое

---

Ядзи и Кита

[Имри]

На Рутрекере обнаружились с русскими субтитрами две древние японские комедии про Ядзи и Кита: "Спасение Ясуда" и "Битва при Тоба-Фусими".
Ч/б, 1927 год.
Сама не смотрела, но не обратить внимание не могу.
"Ядзи и Кита" на рутрекере

@темы: Скачать!, Видео

---

по мотивам прошлого поста

[ginnan]

Пятница, аднака!

Aminya: Ой, ещё накур вспомнила, при чтении Сибы "Пылающий меч". Там есть такая фраза: "They aren't the Miburo, they're the Miserables," people often said behind their back. Так вот, французское словечко в английском тексте про Японию резануло мой глаз при первом же просмотре, тем более что почти что цитатно повторяет название знаменитого романа, изданного... в 1862. На дворе у них 1863. Однако, образованные люди живут в Киото!

Fushigi-Dono: А что там у Сибы-дзи в оригинале? Меня терзают смутные сомнения, что как раз то самое "mi boro", которое мы тут недавно откопали )))

Lliotar: От ты ж <...>, надо думать, как эту игру слов по-русски переконвертить.

Предлагаю свой вариант: "ВолкИ позорные!.."

Гиннанн тут же представила себе сказочку "Волчок драный бочок" где фигурируют Мышка-Норушка Ямазаки Сусумушка, Камо Серизавушка - Петушок Золотой Веерок, Лисичка-сестричка Саннан в Очечках, Ежик Исамушка да Котейка Хиджик-Горюн.

Шел монах в белых штанах, на голове шишка в кармане мышка. Шел-шел да и потерял тыкву-горлянку из-под саке. Закатилась тыква-горлянка в трын-траву возле мостика горбатого, что на тракте Токкайдо, что бежит не шатко не валко от далекого Эдо до самого Киото мимо священной горы Фудзи-сан. А Мышка-Норушка, Ямазаки Сусумушка, что у монаха в кармане сидела, возьми да и выскочи. Скоро вечер настал, вот и ночь на дворе. Луна из-за леса выкатилась, совы ушастые с веток ухают, беду накликивают, и вообще кажется дождь собирается. Куда спрятаться?.. ...

---

[ginnan]

Дорогие сообщницы по траве! Благодаря видеоролику из давнего поста Chaze Chomik я раскопала кое-что с участием Кодзи Ямамото, на которого многие из нас любовались в роли Хидзикаты в тайге-дораме Шинсенгуми! Когда дело дошло до известной попойки, в зале послышались восклицания: "Так он еще и поет!.." Вот об этом у нас и пойдет речь. Под катом история о том, чего общего имеет французское восстание 1832 года и известная всем вам смута в Японии пятьдесят лет спустя. С неожиданным сюрпризом в конце.



Вот собственно ролик, с которого все началось. Гиннан обнаружила там лисью нору и пошла копать всеми четырьмя лапами, вместо того, чтобы читать свои научно-занудные статейки, фрр!.. Тока комья земли полетели. Значицца так. Имеем видеоряд из "Hijikata Toshizou Saigo-no Ichi-nichi" на арию "Empty Chairs and Empty Tables" из мюзикла "Отверженные" по роману Виктора Гюго, годаздо более известный, как Les Misеrables. Les Mis - трава крепкая, забористая, вполне на уровне JC Supeprstar. Я ее курила месяца четыре в маленькой темной комнате, считая ярко-зеленые клетки под микроскопом, так что петь могу хоть и фальшиво, но с любого места.

Меня разобрало любопытство, что именно спровоцировало неизвестного любителя Кодзи Ямамото создать данный видеоряд под арию Мариуса?.. И кто там ее поет?.. Лезу в сеть, попутно вспоминая все, что знаю по Les Mis. Ну да, шоу шло по всему миру - на концерте по поводу 25 годовщины мюзикла со сцены пело аж девятнадцть разных Жан Вальжанов. Возможно среди них был и японец. Американский вебсайт фанов бродвейских шоу обсуждал, какую японскую версию лучше приобретать - голубую, сиреневую, оранжевую или зеленую. Еще десять минут разных вариаций на тему "yamamoto, marius, japan, les mis" дали наконец искомое:
"He (Yamamoto) also played Marius in the Japanese TOHO production of Les Misérables and appears on the 2003 "green" cast recording."
Он (Ямамото) так же играл Мариуса в японской постановке Лез Миз ТОХО, участвуя в так называемом "зеленом" варианте записи
(источник).

К сожалению, не сумела найти ролик, где бы Ямамото-сан пел эту арию. Пока искала - накопала... ой, чего накопала!.. Трава колосистая одесская!.. Кому травы! Кому клецмер от Хиджикаты?..

А вот - оригинальная американская версия песни о портном "The Schmuel Song" from "The Last Five Years".

update1: эта интересная история показывает, что "первая большая роль на экране" для Ямамото-сан была уже второй большой ролью борца под красным знаменем, который пережил своих друзей. Я живьем видела Les Mis в Лондоне. Это трава позабористей любого Вебера, которую товарищ будущий замком курил в течение года, врастая в роль. Стоит ли удивляться, что на Ямязаки так интересно смотреть на протяжении всех серий, в отличие от другана-раздолбая со второй пробкой...

update2:Если ролик про портного у вас не открывается, вот прямая ссылка:
www.youtube.com/watch?v=ZXnMao988l0&feature=pla...

update3:Как верно заметила Fushigi-Dono, Ямамото правда очень много играл в мюзиклах. Но нам не всякий мюзикл годится, господа бакумачницы, а такой специальный мюзикл, который по Станиславскому позволил Ямамото врасти в роль Хидзикаты, так? Соответственно, надо не с джульеттами обниматься, а махать красным флагом с баррикады. А теперь - внимание, барабанная дробь! Роль Мариуса в Лез Миз у Ямамото не первая. Кого мог играть пацан в Лез Миз. Ну не Козетту же!.. Остается роль Гавроша. Ага. В нежном детском возрасте, когда роли не играют, когда в них врастают. Его там на сцене, кстати, в отличие от Мариуса, пристреливают. Знаете, это незабываемое ощущение, когда тебя понарошку расстреливают, а ты так красиво вскидываешься и умираешь. Когда мне было восемь лет, мы пытались ставить Кркасных Дьяволят, и довольно долго репетировали кусок, где белая сволочь ставит их отца к стенке. Я играла отца. Поэтому когда в песне "Unknown Solder" поэта Джима Моррисона понарошку расстреливают, мне хватает эмпатиии представить, в какой power trip он при этом отправляется. Короче, юный Гаврош, сбросив кожу, превратился в Мариуса, который пережил друзей. А когда эта змея в очередной раз линяет, имеем то, что имеем. Как бы мне не нравился замком в ШК66, Хиджиката в тайге - дивно хорош. Жесткий, добрый, мудрый. И с жизнью в глазах (с).

Если я не ошибаюсь, вот телевизонная передача про маленького Кодзи-Гавроша (на японском).
www.youtube.com/watch?v=zAddVrvFuhE

---

Ryoma Den

[Tokidoki]

Субтитры к 4 серии Рёмы. Полный торрент, ежели что, лежит всё там же.
Приятного просмотра)

@темы: Ryoma Den

---

Касательно волков в японской мифологии

[*Ривер*]

24.02.2011 в 13:54

Пишет  Лэй Чин:

А вы - "Волки Мибу, Волки Мибу"... вот они какие - японские волки!

Ōkami

狼

Ооками, то есть Волк - в Японии фигура совсем иная, чем в России.
Во-первых, они все вымерли; во-вторых, в это до сих пор никто не верит.
Дело в том, что, как несложно догадаться по его японскому названию, Волк для японцев - могущественное ками.
Причем - ками доброе или как минимум благосклонное.
По основной своей функции Волк - царь диких зверей, также его называют Лесной Пастырь. Он охраняет своих подданых от чужеземцев и охотников, и страшно мстит за их обиды.
Также Волк - символ самурая, так как сражается до конца и никогда не сдается, недаром сложена поговорка "Даже отрубленная волчья голова кусается".
Если люди приносили жертвы Ооками, тот брал их под защиту и мог отвести в Рай Зверей, куда только он знает путь и где растет дерево Вечной Юности.
Или я чего-то не понимаю, или чего-то не понимали Хиллсборо, Хауэлл и Ко, интерпретируя образ по европейскому образцу...

Спору нет, в этом контексте ребята своё прозвание оправдали от и до. Но в таком разе непонятно - почему оно было дано отряду за художества Серидзавы и К?

@темы: Вопросы

---

Сиба Рётаро, "Пылающий меч"

[Рысь Ллиотар]

Глава третья

Ситири Кэнносукэ

В двадцати четырех километрах от Найто Синдзюку в Эдо вдоль тракта Косю располагался город, известный как Тёфу; центр же его в те времена именовался Фуда. Тёфу и четыре соседние деревни — Кокурё, Котори, Симо-исихара и Ками-исихара — составляли так называемые «пять селений Фуды». Городок этот и сейчас не слишком-то изменился, а уж тогда был сплошь застроен гостиницами, которые провоняли веявшим с тракта запахом конского навоза. Вдоль улиц тянулись ряды крытых дранкой домов, и в каждом из них обычно держали в качестве служанок двух-трех проституток — одзярэ. Отчего-то все они были загорелыми до черноты, поэтому их называли «черными женщинами Фуды». Мелкие торговцы, снующие по тракту Косю, всегда охотно останавливались в этих заведениях.
С тех пор как Тосидзо наблюдал отъезд Саэ в Киото, минуло уже полгода, и вот однажды днем он объявился в этих местах. Солнце над принадлежащей некоему Рихэю гостиницей «Дзёсю» еще стояло высоко, когда он перешагнул порог.
— Это я, — сказал Тосидзо, приветственно махнув ножнами с мечом. Он прибыл прямо из эдосского додзё.
— А, сэнсэй! — Хозяин гостиницы Рихэй поспешил препроводить мечника в его комнату на втором этаже.
В тот день Тосидзо был одет в черное буссаки-хаори — такие куртки не стесняли движений рук, поэтому их часто носили всадники и самураи — с гербом его семьи Хидари-Мицудомоэ и суконные хакама, отороченные полосками крашеной кожи, что смотрелось весьма необычно. Ножны обоих его мечей были очень простыми и безыскусными, поэтому он залакировал их под дуб. С волосами, затянутыми на макушке в аккуратный узел, он выглядел истинным самураем, и никто не признал бы в нем прежнего Тосидзо.
Тосидзо заходил сюда с тракта Косю раз в месяц. Чтобы додзё Тэннэн Рисин хоть как-то сводило концы с концами, Кондо рассылал своих лучших учеников давать по деревням уроки фехтования. В окрестностях додзё в городке Кобината-Янаги располагалось множество усадеб мелких вассалов, однако сыновья этих славных семей крайне редко соглашались учиться малоизвестному стилю. Занятия посещали в основном любопытствующие горожане, люди средних лет и дети из начальной школы при местном храме Дэндзуин. Поэтому львиную долю доходов додзё получало от «выездных» уроков в области Тама.
Разумеется, сам Кондо тоже ходил давать уроки. Но и ученики, имеющие ранг мокуроку, такие как Хидзиката Тосидзо, Окита Содзи и Иноуэ Гэндзабуро, каждый месяц по очереди отправлялись в многодневные дальние походы по тракту Косю. Гостиница «Дзёсю» в Фуде была для них привычным местом ночлега. Молодые люди всегда предвкушали, как остановятся там и проведут ночь с одной из служанок, но у Тосидзо, в отличие от остальных, «черные женщины» не вызывали ни капли интереса. Он просто велел служанке принести сакэ, не сделав попытки и пальцем ее коснуться.
— Ужин будет позже, — сказала она.
— Принеси мне бутылку. — Однако пить Тосидзо не стал, лишь пригубил и добавил: — И женщину приведи.
— Господин! — удивленно выпалил Рихэй. — У вас есть какие-то особые пожелания?!
Не обращая на слова хозяина внимания, Тосидзо продолжил:
— У вас ведь служит одзярэ по имени О-Саки?
— Да.
— Пусть придет сюда.
Хозяин умчался, выскочил через задние ворота на дорогу и вскоре оказался в полях. В бурьяне кверху задом стояли и с шумом что-то делали три девицы. По ночам женщины подобного сорта, наряженные в замызганные шелковые одеяния с короткими рукавами, выходили на улицу; днем же они либо спали, либо, надев рабочую одежду, ловили за городом в запрудах гольцов. Естественно, свою добычу они варили и съедали. Считалось, что это блюдо дарует их телам достаточно силы для ночной работы и убережет от заразы. Именно поэтому женщины во всех гостиницах вдоль тракта Косю, как говорят, смердели гольцами.
— О-Саки, ступай мыть руки! — заорал хозяин так, словно корову бранил.
Девушка не разгибаясь глянула на него.
— Клиент? — приподняла она бровь. Те, что заявлялись после полудня, всегда были особенно похотливы.
О-Саки быстро переоделась и четверть часа спустя предстала перед Тосидзо, набелив одну только шею. Это была тонкогубая девушка восемнадцати с половиной лет, до сих пор говорившая с сильным акцентом уроженки Дзёсю.
Тосидзо сидел в своей комнате, потягивая сакэ и созерцая южное небо. Как только О-Саки вошла в комнату, он взглядом пригвоздил ее к полу:
— Это была ты.
— Я?
— Ты две ночи назад провела вечер с Иноуэ Гэндзабуро-сан.
— Ну да, я это была.
Иноуэ, самый старший из учеников в додзё Кондо, особым умением не отличался, но меч его, такой же надежный, как и вся его добросовестная и честная натура, всегда находил цель. Иноуэ был учеником в додзё еще со времен прежнего мастера и происходил из крестьянской семьи с юга Тамы. Хидзиката вызвал О-Саки потому, что две ночи назад, переспав с Иноуэ, она, по всей видимости, поведала тому весьма тревожную историю.
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне то, что рассказывала ему.
— Не хочу, — отрезала О-Саки, глядя в одну точку.
— Извини, оговорился. Скажу по-другому: тебе придется мне все рассказать.
А дело было в том, что несколько дней назад мечник, путешествующий в компании двух своих товарищей, заплатил за услуги О-Саки, а потом забросал ее в постели вопросами об учениках додзё Кондо. Вернувшись в Эдо, Иноуэ сообщил об этом Тосидзо и предупредил: «Не скажу, что понимаю, в чем тут дело, но, если ты появишься там, на тебя могут напасть. Лучше тебе не разгуливать по Таме ночью».
Должно быть, он как-то связан с Рокуся Сохаку, решил Тосидзо. Естественно, он не признался в случившемся никому в додзё. На чужой рот платок не накинешь: шепнешь одному — рано или поздно узнают все. «В любом случае, — заключил Иноуэ Гэндзабуро, — сходи в «Дзёсю» и расспроси О-Саки».
— О чем именно он тебя спрашивал? — Тосидзо пристально посмотрел на девушку.
— О лице, — ответила она, подливая сакэ. — Ага, о лице. Он хотел знать, как вы все выглядите. Сказал, они ищут человека, срубившего лаковое дерево за храмом Рокуся Мёдзин в Футю. Оно что, священное было?
— Не бывает священных лаковых деревьев. — Как он и думал, дело касалось Рокуся Сохаку. Значит, когда он ходил туда во второй раз, его заметили местные крестьяне. Вероятно, слухи расползлись по тракту Косю и в конце концов достигли ушей учеников Рокуся Сохаку.
— Как выглядел тот человек? У него были длинные вьющиеся боковые пряди?
— Угу, — кивнула О-Саки. Оставалось выяснить насчет шрама. — И еще он показался мне довольно красивым. Макушка у него была не выбрита, и волосы отросли, а под правым глазом шрам. А росту в нем что-то около 160 или 170 сантиметров.
— Какой у него выговор?
— Даже не знаю... может, эдосский? Вообще, я бы сказала, что он из Дзёсю.
Тосидзо покинул Фуду на следующее утро и отправился давать уроки юным ученикам в дом семьи Кондо в Ками-исихаре, а через день ноги привели его в деревню Рэндзяку. Там не было тренировочного зала, и он придумал использовать для занятий приведенный в порядок склад для мисо, принадлежавший старосте деревне.
Когда Тосидзо прибыл, его уже ожидала группа из шести юношей.
— Вчера в деревню приходил какой-то странный человек, — сообщили они ему. — Он хотел знать, когда в следующий раз можно будет увидеть ваш урок, сэнсэй.
Тосидзо переменился в лице.
— Он называл меня по имени?
— Да.
Значит, тот человек уже каким-то образом сумел выйти на Тосидзо.
— Как вы думаете, что ему надо?
— Он сказал, что хочет у вас учиться. Под правым глазом у него был шрам...
— Никогда прежде его не видел, — равнодушно сказал Тосидзо, снимая кимоно. Потом же, завязывая тесемки фехтовального нагрудника, он, словно осененный какой-то идеей, поинтересовался: — А откуда он родом?
— Из Хатиодзи.
Молодого человека, ответившего на вопрос, звали Синкити. Каждый год он десять дней проводил в Хатиодзи, торгуя изготовленными им варадзи для лошадей, и пару раз встречал того человека.
Выйдя назавтра из деревни Рэндзяку, Тосидзо немедленно отправился в расположенную в двадцати километрах от нее область Хатиодзи. Эта часть Бусю находилась довольно близко к Косю — их разделяли лишь западные холмы гряды Коботогэ. Со времен Сэнгоку и до того, как Токугава Иэясу сделал Эдо столицей, сюда стекались опустившиеся, потерявшие былой статус самураи из Косю и вообще всего региона Канто. Когда к власти пришел род Токугава, всех местных мужчин собрали воедино под лозунгом «все, кто из Сэннина, что в Хатиодзи, — собратья». Чтобы защититься от возможного вторжения врага через гряду Коботогэ, в Косю был организован пограничный самурайский отряд, а его членам выделили протянувшуюся на шестнадцать километров полосу земли и жилье. Естественно, для обучения бойцов были со временем построены тренировочные залы, самым значимым из которых было додзё школы Когэн Итто, принадлежавшее Хируме Хандзо. До того как пасть от меча Тосидзо, Рокуся Сохаку работал там помощником учителя.
«Так я и знал», — подумал Тосидзо. Человек со шрамом наверняка был одним из собравшихся в Хатиодзи учеников Рокуся Сохаку. Должно быть, с той самой ночи они без устали пытались выяснить личность убийцы.
И вот Тосидзо снова довелось переступить порог Сэндзюбо. В этом синтоистском храме он всегда останавливался, когда ходил торговать снадобьями в Хатиодзи, и именно здесь он однажды проник в покои храмовой служительницы. Дзэнкай, глава храма, был сражен произошедшими в Тосидзо переменами и даже поинтересовался, не сделался ли тот разнорабочим в Эдо.
— Да теперь так даже бандиты с большой дороги одеваются, — уклончиво ответил Тосидзо. — Как дела у той девушки?
Не то чтобы его в самом деле волновал ответ на этот вопрос, но он просто не знал, с чего еще начать беседу.
— Прошлой осенью она вышла замуж. — Однако не эта, а следующая фраза потрясла Тосидзо до глубины души. — Сэн стала женой Хирумы Хандзо, владельца додзё Хирума в городке Сэндзин неподалеку отсюда.
«Ах вот как?..»
— Я слышал о человеке из этого додзё, по имени Рокуся Сохаку, — как бы между прочим обронил Тосидзо.
— Да, был такой. В прошлом году его убили на задворках дома Саватари, в храме Рокуся Мёдзин. Он получил рану в голень, и люди судачили, что на него напала группа учеников школы Рюго из Вараби. Но недавно прошел новый слух...
— Хм-м?..
— Говорят, в действительности это дело рук кого-то из школы Тэннэн Рисин, и, надо полагать, тому есть доказательства, поскольку некоторые ученики из додзё Хирума отчаянно ищут убийцу.
— В том додзё, — резко сменил тему Тосидзо, — есть белокожий ученик, у которого под правым глазом шрам, если я не ошибаюсь...
— Вы имеете в виду Ситири Кэнносукэ, помощника учителя?
— Ситири? — Тосидзо старательно изобразил неведение. — Что он за человек?
— Я слышал, он может за себя постоять. Раньше он учился стилю Нэн в Маниве — это в Дзёсю, — но потом пришел в Бусю и стал изучать стиль Когэн Итто. Говорят, он невероятно искусен в мгновенном выхватывании меча из ножен и во всем Эдо с ним в этом мало кто может сравниться.
Тосидзо неотлучно провел в храме несколько суток и выспросил у местных обитателей все, что они знали о Ситири Кэнносукэ. Это был мужчина тридцати с лишком лет. В додзё, напиваясь, он приказывал ученикам связать ему руки за спиной и высоко подбросить в воздух меч. В связанные же руки Кэнносукэ брал ножны и неизменно в них ловил клинок.
Искусство вкладывать меч в ножны и мгновенно выхватывать его, или иай, было тесно связано со стилем Араки из Дзёсю. Начало этому стилю положил акробатический трюк, изобретенный сельским самураем Оодзимой Сингоэмоном (умер на 14-й день четвертого месяца 1779 года). Однажды он забросил обнаженный меч своего ученика на крышу, а потом, стоя под стрехой, ждал, когда клинок упадет, чтобы поймать его в пристегнутые к поясу ножны. Прием этот стал традиционным для стиля Араки, и Ситири Кэнносукэ не мог не изучать его.
Насколько же он хорош? Трусость была совершенно не в характере Тосидзо, и он ясно осознавал, что конечная цель неустанных поисков Ситири Кэнносукэ — его собственная смерть и что единственный способ избежать ее — это убить его первым.
Он ненадолго вернулся в эдосское додзё и обратился к ушедшему на покой мастеру, старику Сюсаю.
— Если меня атакуют с применением приемов иай, как мне защититься?
— Немедленно отступите назад, уклоняясь от первого взмаха противника. Если сумеете нанести удар в то время, когда клинок противника находится в воздухе, вы обязательно победите.
— Что, — продолжал расспросы Тосидзо, — если у меня за спиной будет большое дерево или канава? Если я не могу отступить, что делать тогда?
— Тут единственный способ защититься — парировать удар и прижать рукоять меча противника, чтобы он не мог ударить снова.
— А если не получится?
— Тогда вас убьют. — Сюсай хорошо знал, насколько грозное это искусство — иай.
Через несколько дней Тосидзо подошел к молодому мастеру Кондо.
— Я бы хотел ненадолго снова стать аптекарем.
Изменив все, от прически до одежды, он вернулся в Хатиодзи, но на этот раз миновал Сэндзюбо, направившись прямиком в додзё Хирума в городке Сэндзин, и самоуверенно прошел во внутренний дворик.
— Я пришел к помощнику учителя, Ситири Кэнносукэ-сэнсэю.
Ситири вышел к нему.
— Аптекарь? — спросил он, не спуская с Тосидзо глаз.
— Да. Я принес снадобье, известное как порошок Исида... — Он принялся расписывать действие лекарства, пристально разглядывая Ситири. Как ему и говорили, под правым глазом у того имелся шрам. Его правая рука казалась чуть длиннее левой — что для мастера иай было неудивительно. А вот второй подбородок воину не подобал. Хотя Ситири было тридцать с лишком, выглядел он куда старше.
— Ты впервые здесь?
— Нет. Семья вашей молодой супруги на протяжении многих лет оказывала мне честь вести со мной дела.
— Откуда ты родом? — спросил Кэнносукэ.
Тосидзо так быстро выпалил название родной деревни, что его никто не разобрал, и продолжил:
— Жена вашего учителя хорошо знает это местечко.
— Вот как? — Кэнносукэ обменялся со своими учениками взглядом, дав одному из них знак сходить в дом и привести женщину. С тонкой улыбкой на губах он снова повернулся к Тосидзо.
— Вижу, при тебе бамбуковый меч.
Тосидзо не дрогнул.
— Время от времени я люблю с ним позабавиться.
— Какой стиль ты изучаешь и как долго?
— Господин меня переоценивает. Говоря «время от времени», я подразумевал «очень редко». Формально у меня даже нет учителя.
В этот момент вернулся ученик, сообщив Ситири, что госпожи нет дома.
— Послушай-ка, аптекарь, — сказал Кэнносукэ, словно вспомнив о чем-то, — сейчас меня одолевает скука. Не желаешь ли немного поразмяться вместе со мной? Твоим навыкам это пойдет на пользу.
— Это... — Это было, конечно же, именно то, чего Тосидзо ждал. Он пришел сюда с единственной целью — узнать, чего на самом деле стоит Кэнносукэ.
Тосидзо прошел в угол фехтовального зала и, сгорбившись, принялся натягивать потрепанный защитный костюм Кэнносукэ.

@темы: перевод, Сиба Рётаро: Пылающий меч

---

Ромулус Хиллсборо и все-все-все

[Рысь Ллиотар]

Кровь на перекрестке

Командир ополчения был человеком, не склонным сворачивать с раз избранного пути. Он отдал бы за сёгуна жизнь, без колебаний осудил бы на смерть того, кто выступит против его повелителя, и убил бы любого, кто станет для него угрозой. Не в пример ему, приведенный им в ополчение штабной офицер отличался гибким, аналитическим умом. Он отстаивал свою свободу и явно радикальные взгляды. У него появились последователи среди ополченцев, включая, конечно, и тех, кто разделял его воззрения. Ситуация складывалась опасная, и командир чувствовал, что ответственен за это. Он больше не мог мириться с заблудшим офицером штаба и его кликой.

Часть двенадцатая

Расхождения во взглядах нарушили единство Синсэнгуми. Как когда-то в случае с командиром Сэридзавой Камо, под влиянием штабного офицера Ито Каситаро ополчение раскололось на две партии. С момента своего присоединения к Синсэнгуми в декабре 1864 года Ито открыто исповедовал роялизм. Он был заодно с Тёсю и Сацумой и публично критиковал режим Токугава и его поход против Тёсю. Сопровождая Кондо во второй его поездке в Хиросиму, штабной офицер провел на западе более пятидесяти дней, налаживая хорошие отношения с настроенными против Токугава самураями Тёсю.

Ободренные победой Тёсю в августе 1866 года, Ито и его люди сделались столь ревностными роялистами, что дальнейшее свое пребывание в рядах Синсэнгуми им уже нечем было обосновать. В конце сентября Ито и наблюдатель Синохара Ясуносин встретились с обоими предводителями Синсэнгуми в домике Миюки, любовницы Кондо. Они сообщили Кондо и Хидзикате о своем решении не выйти, но отделиться от ополчения. «Мы обсуждали положение в стране, — писал Синохара в своих мемуарах. — Все, что они [Кондо и Хидзиката] могли, — это говорить о власти и авторитете Токугава». Ито и Синохара выразили свою преданность идеалам роялизма. Оба же предводителя Синсэнгуми отказались обсуждать «успехи и неудачи [режима] Токугава или вникать в суть роялизма, вместо этого настаивая на силовых методах контроля». Ито и Синохара солгали, что сблизились с Сацумой и Тёсю с единственной целью вытягивать из них информацию. Чтобы завоевать полное доверие врага, заявили они, им придется официально покинуть Синсэнгуми. Возможно, они задавались вопросом, был ли командир Кондо на самом деле обманут или просто притворился таковым и, сочтя людей из клики Ито отрезанным ломтем, принял их планы.

Однако командир Кондо обманут не был. Узнав о решении Ито покинуть ополчение, Кондо приказал капитану третьего подразделения Сайто Хадзимэ следить за заблудшим штабным офицером.

Сайто и капитан второго подразделения Нагакура Синпати праздновали новый, 1867-й, год с Ито и шестью его людьми в дворце развлечений «Суми». Они много пили и наслаждались обществом нескольких молодых женщин. Празднества продолжались и после наступления ночи, хотя комендантский час Синсэнгуми предписывал вернуться в ставку. По словам Нагакуры, «чтобы отбить у своих охоту дебоширить, Синсэнгуми карали за позднее возвращение». Опасаясь угодить под раздачу, рядовые вернулись в ставку до наступления комендантского часа, тогда как трое офицеров остались. Они пили допоздна, а на следующее утро продолжили гулянку, поскольку, как с насмешкой сказал Ито, «раз нам все равно придется совершить сэппуку, надо как следует выпить». Наконец они вернулись — после четырехдневного загула. Нагакура ошибочно решил, что «на лице Кондо, когда он увидел нас троих, отразилась ярость». Он еще не знал, что Сайто шпионит за Ито, и был уверен, что Кондо в самом деле злится из-за нарушения правил. Но тот не был зол. Он посадил Ито и Сайто под арест на три дня, а Нагакуру — на шесть. Это происшествие усугубило разрыв между Кондо и Нагакурой, который снова вспомнил о «безрассудном <...> и эгоистичном поведении». Отношения между ними в течение этого последнего проведенного вместе трагического года продолжали портиться.

В следующем марте двоюродный брат Кондо, Миягава Нобукити, пришел из Тамы, чтобы вступить в ряды Синсэнгуми. Девятью годами моложе Кондо, Миягава изучал кендзюцу в Сиэйкане. В тот же месяц, когда он записался в ополчение, Ито Каситаро «отделился». Позже в этом году Миягава и Ито столкнулись как враги.

Штабной офицер не встретил особого сопротивления со стороны двоих предводителей Синсэнгуми. Ито забрал с собой двенадцать человек (74). Среди них были капитан девятого подразделения Судзуки Микисабуро (младший брат Ито), наблюдатель Синохара Ясуносин, капитан восьмого подразделения Тодо Хэйсукэ, рядовой Хасимото Кайсукэ и Сайто, внедрившийся в группу Ито как шпион Кондо. Уход Тодо, одного из тринадцати изначальных членов Синсэнгуми, учившегося в Сиэйкане, сильно уязвил Кондо.

При посредничестве храмового старосты группа Ито получила императорское распоряжение вступить в ряды стражей гробницы императора Комэя. В июне они сделали своей ставкой подчиненный храму Кодай храм Гэссинъин, находившийся в районе Хигасияма в восточной части города. Полностью отделившись от Синсэнгуми, они стали отныне партией Кодайдзи. Учитывая моральное превосходство, которое давало звание стража императорской гробницы, Кондо и Хидзиката, несмотря на все свое негодование, ничего не могли поделать с грубым нарушением правил ополчения.

Ито оставил в Синсэнгуми десятерых своих приспешников, чтобы собирать информацию и, при случае, сеять смуту среди рядовых. В июне членам Синсэнгуми был дарован ранг хатамото, и эти десятеро решили покинуть ополчение под предлогом того, что вступали туда с целью изгнать варваров и служить идеалам роялизма, а не для того, чтобы сделаться вассалами Токугава. Но между Ито и Кондо существовало взаимное соглашение не принимать перебежчиков, и Ито, опасаясь вызвать гнев Кондо и Хидзикаты, не собирался его нарушать. Когда десятеро отступников пришли, чтобы вступить в его отряд стражей императорской гробницы, Ито посоветовал им получить сперва официальное разрешение князя Айдзу.

Отступники направились в ставку Айдзу. Им сказали, что ответственный представитель отсутствует. Четверых из них, кто был в группе за главных, провели в гостиную и радушно предложили подождать его возвращения. Как говорит Симосава, пока эти четверо ждали, им принесли обед и щедрую порцию сакэ. Наступил вечер, а чиновник все не возвращался. Они забеспокоились. Однако вскоре подали ужин и много сакэ. После обильной еды и питья их разморило. Тем временем в представительство Айдзу вызвали Синсэнгуми. В числе прочих пришли капитан шестого подразделения Иноуэ Гэндзабуро и наблюдатель Оиси Кувадзиро, который, по словам Симосавы, «больше всего в жизни любил убивать». Около полуночи, когда четверо предполагаемых перебежчиков сидели в сумрачной гостиной, убийцы бросились на них с копьями. Трое погибли мгновенно. Четвертого, Сано Симэносукэ, Оиси проткнул копьем в живот, но перед смертью Сано сумел достать меч и ударить Оиси. Шестерых остальных привели обратно в штаб в Нисихонгандзи и выгнали из ополчения.

Синсэнгуми отрицали причастность к убийству этих четверых. Согласно официальному отчету, те совершили сэппуку в ставке Айдзу. Это было логичное объяснение — они совершили преступление, караемое смертью, и просто выбрали самоубийство добровольное, а не по приказу. Словно в подтверждение этому объяснению, на следующий день Синсэнгуми похоронили их со всеми почестями в близлежащем буддистском храме.

Кондо и Хидзикату перестал удовлетворять штаб в Нисихонгандзи. Перегороженный храмовый зал больше не был подходящим жильем для их людей. Требовалось новое помещение, отвечающее их положению прямых вассалов Токугава. Денег на постройку не хватало, но вскоре они нашли выход. Они знали, что храм Нисихонган отнюдь не бедствует. Знали и то, что добропорядочные монахи не выносят кровопролития и насилия. Предводители воспользовались своей воинской смекалкой и зловещей репутацией*, чтобы убедить монахов раскошелиться. По словам Симосавы, перед главным храмовым зданием совершали сэппуку нарушившие кодекс ополченцы и проводились казни. «Синсэнгуми ежедневно устраивали учения, — пишет Нагакура. — Однажды главный священник, услышав грохот орудий, от неожиданности упал навзничь». Другой бедный монах так испугался, что «заперся в комнате [в задней части главного храмового здания] и спрятал голову под постель».

Командир этой легальной террористической организации и его заместитель заявили, что монахам приличествует оплатить постройку нового штаба, обосновав это следующим образом. Разве члены Синсэнгуми не рискуют ежедневно жизнью, чтобы поддерживать закон и порядок? Разве они не посвятили себя уничтожению бунтовщиков, пытающихся свергнуть сёгунат Токугава, при котором буддизм процветал последние двести пятьдесят лет? Предвидели командиры Синсэнгуми неизбежный крах бакуфу и его последствия или нет — но, так или иначе, разве не ударила бы по буддистским священникам смена государственной религии на пересмотренный синтоизм, которая последовала бы за падением режима Токугава?

Через пять дней после своего взлета по иерархической лестнице Токугава Синсэнгуми перенесли ставку в новое здание в деревне Фудо-до, к юго-востоку от храма Нисихонган, — замысловатое строение с воротами, сравнимое с княжескими резиденциями в Киото. Они заняли десять тысяч квадратных метров огороженной земли. Кондо, Хидзиката и несколько офицеров имели отдельные покои. В штабе были гостевые комнаты, жилье для прислуги и конюшни. Огромная купальня могла вместить тридцать человек одновременно. По иронии судьбы через несколько месяцев после того, как Кондо сюда переехал, Сиэйкан был продан и жена Кондо с дочерью переселились в дом поменьше в Эдо.

Вскоре после переезда в новую ставку Кондо и Хидзиката снова продемонстрировали готовность убить любого, кто осмелится перейти им дорогу. Такэда Канрюсай, ронин из хана Мацуэ в провинции Идзумо, был капитаном пятого подразделения и числился в ополчении с раннего периода его существования. Он участвовал в аресте Фурудаки Сюнтаро, сражался в «Икэдая» и сопровождал Кондо в путешествии в Эдо и на запад Японии. Однако коллеги его не любили. Он был хвастлив и постоянно льстил командиру и его заместителю. К тому же в отличие от большинства соратников Такэда был скорее ученым, нежели воином. Его завербовали не за воинскую доблесть, а за обширные познания в проверенной временем военной тактике школы Косю Наганума и назначили на завидную должность мастера по воинской подготовке. Но с недавних пор бакуфу под руководством французских офицеров начало реформу армии по западному образцу. Познания Такэды стали устаревать, и этот факт не ускользнул от прочих ополченцев. Более того, его имени не было в списке людей, которых бакуфу недавно возвело в ранг хатамото. Он почувствовал, что командир Кондо и его заместитель Хидзиката с ним не до конца честны, и попытался — тщетно — добиться расположения штабного офицера Ито. Когда в Синсэнгуми прознали, что Такэда тайно сделался роялистом и зачастил в ставку Сацумы в Фусими, Кондо Исами поступил соответственно.

Командир вызвал всех своих офицеров, включая Такэду, в некий ресторан на то, что он язвительно назвал «прощальной вечеринкой» для капитана пятого подразделения. После того как подали сакэ, Кондо сказал Такэде с натянутой улыбкой: «Я слышал, вы собираетесь покинуть ополчение, чтобы служить Сацума». Ему не надо было напоминать о полагающейся за это смертной казни. Такэда сообразил, что выплыли его тайные визиты в представительство Сацумы, и солгал, что задумал присоединиться к врагу, чтобы шпионить. Кондо притворился, что одобряет его мнимую идею. Он громко хлопнул в ладоши, явно довольный собой, и настоял, чтобы Такэда отправился в ставку Сацумы той же ночью. Ссылаясь на то, что в темноте опасно ходить в одиночку, он приказал капитану третьего подразделения Сайто Хадзимэ и еще одному человеку проводить Такэду. С Сайто, который в этот вечер пил и вообще имел репутацию человека, с которым, когда он пьян, лучше не связываться, Такэда не ладил. Опасаясь худшего, он сказал, что пойдет один. Но командир слышать ничего не желал и настоял, чтобы Сайто с товарищем его сопровождали.

Вскоре троица покинула пирушку. Они шли гуськом в темноте по узкой дорожке, Такэда впереди, прямо за ним остальные, и наконец дошли до моста, в окрестностях которого было безлюдно. На мосту Сайто вынул длинный меч и одним взмахом рассек спину Такэды от бедра до плеча. Тот умер мгновенно. Сайто опустился на колени у окровавленного трупа и забрал оба меча убитого. «Несмотря на все хвастовство Такэды, — якобы сказал он, — убить его было легко».

Ито Каситаро выступал за открытие Японии для иностранной торговли — чтобы получить «богатую страну и сильную армию», обложив иностранцев налогами, — и за то, чтобы вербовать в армию людей всех сословий, не только самураев. После того как сёгун вернул бы бразды правления императору, власть больше никогда не должна была достаться военному режиму. И в будущем всем японским народом, включая князей, должен был управлять императорский двор. Поскольку большинству придворных (если не всем) недоставало управленческого опыта, Кодайдзи, партия Ито, и другие образованные люди помогали бы им. В глобальном замысле Ито не было места для Токугава бакуфу и его сторонников.

Однако большинство самураев лагеря Токугава и потомственные князья, занимавшие важнейшие посты в бакуфу, не собирались уходить в отставку без борьбы. Среди них особо выделялись Кондо Исами и Хидзиката Тосидзо, полные решимости во что бы то ни стало сохранить свою власть. Командир Синсэнгуми и его заместитель как в политическом, так и в идейном смысле были настроены диаметрально противоположно своему бывшему штабному офицеру.

По словам Нагакуры, Ито не верил, что Сано и остальные совершили сэппуку в ставке Айдзу. Он был в гневе. Он негодовал. Он собрался убить Кондо и его офицеров и взять командование Синсэнгуми в свои руки. «[Ито] намеревался поджечь [штаб] Синсэнгуми <...> и убить [нас], когда мы будем спасаться [из здания]». При поддержке Сацумы Ито смог бы использовать Синсэнгуми для борьбы против Токугава. К счастью для Кондо и его офицеров, Сайто Хадзимэ был хорошим актером. Ито сделал Сайто одним из своих приближенных, ни разу не заподозрив в нем шпиона. Когда Сайто сообщил Кондо и Хидзикате о замысле Ито, те приняли срочные и решительные меры.

Ранее Ито потребовал от Кондо значительную сумму денег на то, чтобы шпионить за Тёсю. Кондо, конечно, знал, что предлог этот ложный. Днем 18 ноября он отправил в храм Гэссинъин гонца, приглашая Ито в дом своей любовницы, где якобы собирался отдать ему требуемые деньги и обсудить положение в стране. Ито принял приглашение. Повода сомневаться в добрых намерениях Кондо он не имел. Ему удавалось поддерживать с Синсэнгуми хорошие отношения, пусть и для виду, и ему явно не приходило в голову, что Кондо раскрыл его замысел, иначе он ни за что не пошел бы на эту встречу один. Когда Ито в тот же день прибыл в домик Миюки, его тепло приветствовали Кондо и Хидзиката. Подали разносолы; сакэ текло рекой. Кондо уверил Ито, что деньги поступят от Айдзу утром, и попросил придти за ними. Ито легко уступил. Они пили и разговаривали до вечера. К восьми, когда Ито собрался уходить, он был уже пьян. Он думал, что холодный зимний воздух отрезвит его, но просчитался. Люди Кондо — в их числе Оиси Кувадзиро, Миягава Нобукити и, вероятно, Сайто Хадзимэ — поджидали его при свете луны в проулке прямо за пересечением Ситидзё-дори с улицей Абуракодзи в юго-западной части города.

На Ито напали, когда он достиг перекрестка. Прежде чем он успел увидеть своего противника, ему рассекли левую щеку до уха. Кровь брызнула из раны. Подоспел второй нападающий. Тщетно пытаясь увернуться, мастер стиля Хокусин Итто увидел, что к нему спешат еще несколько людей с мечами наголо. Но Ито упал прежде, чем они приблизились. Из последних сил он выкрикнул: «Предатели!» Тело оттащили к перекрестку (позже этот инцидент и назвали убийством у Абуракодзи-Ситидзё). Ночь была столь холодной, что вскоре после того, как убийцы скрылись, кровь на одежде Ито замерзла.

Кондо Исами планировал той же ночью уничтожить и остатки партии Кодайдзи — за исключением Тодо Хэйсукэ. По сути, Кондо велел своим людям пощадить Тодо. Он договорился с местными властями, чтобы людям в храме Гэссинъин сообщили о смерти их предводителя, — в надежде, что те немедленно явятся за телом (75). План сработал. Примерно в два пополуночи, через несколько часов после убийства, семеро стражей императорской гробницы примчались на перекресток. Среди них были Синохара, Судзуки и Тодо. «Мы были потрясены и разгневаны», — вспоминал Синохара.

Поблизости в ресторане прятались Нагакура, Харада, Оиси, Симада, Сайто и множество других членов Синсэнгуми (76). Они молча наблюдали, как люди Ито с носилками приближаются к перекрестку. Когда те попытались поместить тело в паланкин, Синсэнгуми напали. Их было вчетверо больше. При свете зимней луны завязалась яростная кровавая драка. Трое стражей, включая Тодо, были убиты; четверо сбежали в ставку Сацумы в северной части города. Несколько ополченцев, включая Хараду и Оиси, были ранены. На рассвете глазам предстало ужасающее зрелище. На улице лежали четыре трупа. Вокруг были разбросаны отрубленные пальцы, ошметки скальпов валялись у забрызганных кровью стен соседних домов. Синсэнгуми оставили тела, включая тело Ито, на перекрестке на два дня в безуспешной попытке выманить туда выживших.

_____________________________
* Собственно, угадайте, какое выражение здесь использовал автор Но, поскольку оно прозвучало слишком уж расплывчато, мы взяли на себя смелость написать по смыслу, а не дословно. Тем не менее уважаемый тов. второй редактор  койот дохлый и довольный под влиянием глубоких чувств незамедлительно сложил традиционное стихотворение (хотя и не во вполне традиционной форме ):

командиры склонились к монахам...
не пошли их усилия прахом:
из монашеских стен
переехал Шинсен
за бесплатно, почётно и на... холм.

Также хочу обрадовать почтеннейшую публику тем, что перевод завершен полностью, со всеми приложениями и примечаниями, и будет выкладываться далее незамедлительно по мере обработки вторым редактором.

@темы: перевод, Хиллсборо

---

Ромулус Хиллсборо и все-все-все

[Рысь Ллиотар]

Соскучились, поди?

Что-то кончается, что-то меняется

Конец был неминуем, хоть пока и далек. Когда верховный правитель показал слабость перед лицом врага, для самой смертоносной его боевой силы наступил звездный час. В то время как война и смерть сотрясали сами устои военного режима его предков — верность, подкрепленная кровопролитием, внушающая страх тяга к нему и безграничная воля к власти возносили эту боевую силу на самый верх.

Часть одиннадцатая

Токугава бакуфу продолжило осуществлять план военного похода против Тёсю. К середине ноября 1864 года у границ Тёсю собралось стапятидесятитысячное войско — хотя становилось ясно, что в войске этом низок боевой дух и невелико желание сражаться. Более того, клан Сацума с недавних пор изменил свое отношение к Тёсю. Эти два лидера надвигающейся революции все еще были врагами. Прошлогодний военный союз Сацумы с Айдзу привел к тому, что Тёсю были изгнаны из Киото, впали в немилость у императора и в конце концов заработали клеймо «врагов императора». Но и Сацума, и Тёсю два с половиной века точили зуб на Токугава — и это их объединяло.

Теперь, когда бакуфу утратило свою прежнюю неоспоримую власть, Сайго Китиносукэ (69), фактический военный лидер Сацумы и штабной офицер экспедиционных сил Токугава, выдвинутых против Тёсю, счел, что сражаться против Тёсю более не в интересах Сацумы. В то же время ему пришло на ум, что одно присутствие самого явного из врагов Токугава служит для Эдо постоянной угрозой, еще больше снижая авторитет сёгуна.

Кроме того, Сайго был осведомлен о внутренних разногласиях в Тёсю, которые в последнее время ослабили клан, живущий под угрозой нападения. Фактически провинция Тёсю была на грани гражданской войны. Консерваторы, все еще боявшиеся гнева Токугава бакуфу, вновь, как до «Икэдая», спешили выразить свою верность Эдо. Роялисты, с их неослабевающим радикализмом, призывали готовиться к сражению с Токугава. Но с учетом того, что доктрина сонно-дзёи осталась в прошлом, в Тёсю временно заправляли консерваторы.

Пользуясь внутриклановым раздором, Сайго выставил им условия, на которых войны можно было избежать. Трем министрам Тёсю, официально ответственным за нападение на императорскую столицу, следовало совершить сэппуку, а четверых их штабных офицеров приказывалось казнить; даймё Тёсю и его наследнику следовало написать письмо с извинениями перед бакуфу за нападение, а их самих предписывалось поместить под домашний арест; замок Ямагути, второй по значимости замок хана Тёсю, должно было разрушить. Тёсю приняли условия, и до поры до времени войны удалось избежать.

Но бакуфу ничего не выиграло от капитуляции Тёсю. Живым примером его неспособности вернуть себе неоспоримую власть стала попытка в прошлом сентябре восстановить вековую систему санкин-котай, отмененную двумя годами ранее. Сокрушив роялистов в Киото, сёгунат вообразил, что вновь обрел утраченное влияние. Однако его приказ женам и наследникам всех князей вернуться в свои дома в Эдо согласно системе санкин-котай был просто проигнорирован.

Более того, Тёсю оставались вполне реальной угрозой Токугава. Правящая верхушка клана подчинилась требованиям Эдо — но не бунтовщики. Не сдающиеся роялисты Тёсю были как никогда решительно настроены свергнуть бакуфу, что отразилось в их новом боевом кличе — «верность императору и долой бакуфу» (70). Их возглавлял пылкий молодой самурай по имени Такасуги Синсаку. В июне 1863 года, всего лишь через несколько дней после обстрела Тёсю иностранными кораблями в Симоносэки, Такасуги организовал первое в Японии современное народное ополчение. Он назвал его Кихэйтай — Чрезвычайное ополчение. Чрезвычайность Кихэйтая заключалась не только в его превосходных боевых качествах, но и в том, что это была первая военная организация в Японии, в которой торговцы и крестьяне сражались бок о бок с самураями. До того войска Тёсю, как и других феодальных кланов Японии, полностью состояли из самураев, чьей единственной целью от века была защита их хана. Но за два с половиной столетия «Pax Tokugawa» эти самураи разучились сражаться. Вооружив простолюдинов, Такасуги бросил вызов социальной структуре феодального строя Токугава. И хотя он организовал свой отряд под предлогом защиты Тёсю от иностранного вторжения, конечной его целью было свержение бакуфу.

В апреле 1865-го, первого года эпохи Кэйо, бакуфу приказало крупным феодальным правителям отправить войска в западную Японию, готовя так называемый второй поход против Тёсю. Эдо, конечно, было не в курсе, что в то же самое время Сакамото Рёма договаривался с Сайго о помощи со стороны Сацумы: поставках Тёсю современных винтовок и военных кораблей от иностранных торговцев в Нагасаки. Следует отметить, что большинство войск Токугава было вооружено ружьями старого образца. Более того, бакуфу недоставало средств на то, чтобы развязать войну, и поддержки провинций, в особенности — Сацумы, на то, чтобы вести ее. Об этом, как и о решении Тёсю сражаться, Кондо Исами прекрасно знал.

В ноябре Кондо и восьмеро его ополченцев, включая Ито, Такэду и Ямадзаки, сопровождали главного инспектора бакуфу Нагаи Наомунэ в его поездке в хан Хиросима, что у восточной границы Тёсю. Нагаи отправили выяснить у представителей Тёсю, намерен ли клан соблюдать условия прошлогоднего мирного договора. Если нет, бакуфу направит против них войска — чего, собственно, Тёсю и добивались. Кондо, со своей стороны, собирался тайно отправиться в крепость Хаги, мозговой центр роялистов Тёсю, для сбора информации. Он полностью осознавал угрожающую ему огромную опасность. Перед отъездом он поручил командование ополчением Хидзикате и негласно назначил Окиту следующим старшим мастером школы Тэннэн Рисин. Однако принятые Кондо подобающие самураю предосторожности оказались излишни. Ему не удалось попасть в Тёсю.

Вернувшись в Киото, Кондо доложил князю Айдзу, что Тёсю готовятся к войне. Он также выразил некоторую тревогу относительно войск бакуфу в Хиросиме: «Хотя хатамото постепенно добрались до провинции Гэйсю (71), в них не видно ни следа боевого духа». И Кондо, и князь Айдзу чувствовали, что чем дольше бакуфу откладывало начало войны, тем меньше войска на передовой желали сражаться. У Кондо вызывали отвращение эти так называемые всадники Токугава, которые все свое время тратили, «собирая сувениры на память», и «утомились, всего лишь ожидая возвращения на восток». Он сообщил, что, «поскольку в случае войны нам нечего надеяться на победу», любой знак покорности со стороны Тёсю должен быть принят «со снисхождением».

Далекий от демонстрации каких-либо знаков покорности, даймё Тёсю отклонил вызов в Эдо. И приказал всем своим подданным, и самураям и простолюдинам, готовиться к тотальной войне. Сакамото Рёма описал ситуацию в Тёсю так, как видел ее своими глазами: «Тёсю вкладывают в подготовку войск все. Начиная с апреля ежедневно, с шести до десяти утра, идет муштровка. И так по всей Тёсю. В каждом их батальоне по триста-четыреста человек, с офицером штабной службы во главе. Батальоны в каждой области, в каждой деревне ежеутренне тренируются в поте лица. Такого нет больше нигде в Японии. Куда ни отправься — в горах, у рек, в долинах, — всюду укрепления; большая часть основных дорог минирована. Тёсю определенно обеспечены самым современным западным огнестрельным оружием».

В последней попытке избежать войны в январе 1866 года бакуфу послало в Тёсю старшего советника Огасавару Нагамити (князя Карацу). С Огасаварой отправился Нагаи, которого вновь сопровождал командир Синсэнгуми и несколько его людей. В их числе были Ито и его близкий друг и доверенное лицо Синохара Ясуносин. Старший советник вез требования Эдо: князю Тёсю и его наследнику запрещается покидать свое поместье, а доход их провинции должен быть урезан на гигантскую сумму в 100 тысяч коку риса. Оба требования были проигнорированы.

В мае, когда сёгун Токугава Иэмоти повел свою армию на запад от Эдо, чтобы начать поход против Тёсю, группа самураев из хана Дзэдзэ задумала убить его. Группу возглавлял некий Кавасэ Дадзаи, сын потомственного советника князя Дзэдзэ. Даймё Дзэдзэ был прямым вассалом сёгуна, а вот группа Кавасэ состояла из ревностных роялистов, поддерживавших Тёсю. Они рассчитывали, что убийство Иэмоти заставит бакуфу отменить поход.

Но один человек из Дзэдзэ прознал об их плане и довел эту информацию до сведения протектора Киото. В дом Кавасэ в Оцу, что к востоку от Киото, тут же отправили Синсэнгуми. Кавасэ был предупрежден и успел уйти, в доме оставалась только его жена. Услышав, что Синсэнгуми собираются забрать ее в штаб для допроса, она умолила дать ей время подготовиться. Затем ушла в дальнюю комнату, где быстро сожгла письма и прочие документы, доказывающие участие ее мужа в заговоре. Уничтожив улики, женщина пронзила себе горло кинжалом. Она умерла от раны одиннадцать дней спустя. Тридцать вовлеченных в заговор самураев, включая Кавасэ, были впоследствии арестованы. В ноябре четверых из них вынудили совершить сэппуку, семерых казнили. Кавасэ обезглавили в следующем году. Самурай из клана Йонезава был арестован Синсэнгуми за то, что укрывал одного из заговорщиков, Кагаву Кэйдзо из Мито. Пленного допрашивали Кондо и Хидзиката; говорить он отказался. Штабного офицера Ито Каситаро так поразила его отвага, что он убедил Кондо и Хидзикату освободить пленного, ссылаясь на его явную невиновность, не говоря уже о его собственных роялистских взглядах, становившихся тверже день ото дня.

Храм Нисихонган, центр секты Дзёдо Синсю Хонгандзи, протянулся вдоль дороги Хорикава-дори на юго-западе Киото. Клирики Нисихонгандзи сочувствовали роялистам. Они укрывали людей, сражавшихся на стороне Тёсю в битве у Запретных врат, а после битвы спрятали в храме нескольких самураев Тёсю. Позднее эти самураи бежали из города, переодевшись священнослужителями. Синсэнгуми, проведав об этом, арестовали нескольких священников Нисихонгандзи.

Следующей весной Кондо и Хидзиката переместили ставку отряда из Мибу в Нисихонгандзи. Просторная территория храма лучше подходила для их растущих рядов, и он был куда ближе к городским «горячим точкам», нежели Мибу (72). К тому же Синсэнгуми подозревали, что священники Нисихонгандзи по-прежнему держат сторону врага. В храме им было бы удобнее наблюдать за снующими по территории людьми и за тем, что делают местные клирики. Добропорядочные священники пришли в замешательство, когда Синсэнгуми сообщили им о своих намерениях. Они опасались насилия, которое ополчение принесло бы в их жизнь, но не посмели прямо отказать. Надеясь отговорить Синсэнгуми, священники преподнесли им деньги, кормили и поили их в лучших ресторанах города. Но Кондо и Хидзиката не меняли своего мнения, и клирики покорились.

На воротах храма ополченцы повесили деревянную табличку с дерзкой надписью черной тушью, оповещавшей, что храм отныне является домом для Синсэнгуми. Они заняли три строения Нисихонгандзи, включая большой зал для собраний и двухъярусную барабанную башню. Зал был столь велик, что потребовалось пятьсот татами, чтобы выстлать его пол. Синсэнгуми разгородили здание под казармы для рядовых. Между основным храмовым залом и новым штабом они устроили баню, тюрьму и площадку для казней. Просторную территорию отвели под тренировочные площадки. Каждый день бойцы упражнялись с мечами и копьями и практиковались в стрельбе из двух пушек, полученных от князя Айдзу. Взрывы пугали молящихся и местное население. В конце концов священники слезно попросили воздержаться от стрельбы на территории храма. Сперва Синсэнгуми отказались под тем предлогом, что тренируются «ради блага страны». Но наконец, по настоянию князя Айдзу, Кондо приказал прекратить артиллерийские учения. Еще больше, чем канонада, буддийских священнослужителей смущал нечестивый запах свинины, которую ополченцы покупали у местных торговцев у главных ворот и тушили в больших железных котлах в казармах.

В конце мая, вскоре после переезда в Нисихонгандзи, Синсэнгуми провели реорганизацию. Под началом командира Кондо, заместителя командира Хидзикаты и штабного офицера Ито были сформированы десять подразделений. Каждое состояло из десяти рядовых и подчинялось одному капитану (помощнику заместителя командира) и двум капралам. В числе капитанов были Окита, Нагакура, Сайто, Такэда, Иноуэ, Тодо и Харада. В числе капралов — Симада Кай и Хасимото Кайсукэ. Из офицеров были назначены семеро наблюдателей и девятнадцать мастеров. Наблюдатели, и среди них Ямадзаки Сусуму и Синохара Ясуносин, следили за рядовыми. Мастера преподавали кендзюцу, дзюдзюцу, яридзюцу, верховую езду, артиллерийское искусство и литературу. В число наставников по кендзюцу входили Окита, Нагакура и Сайто. Тани Сандзюро преподавал яридзюцу, Синохара — дзюдзюцу, Ито и Такэда — литературу. Кульминационным моментом реорганизации стало объявление Кондо и Хидзикатой прежде негласного свода правил, легшего в основу беспримерной силы ополчения, официальным уставом Синсэнгуми.

Сакамото Рёма презирал все, что олицетворяли Синсэнгуми, и в особенности — Токугава бакуфу. В январе 1866 года, второго года эпохи Кэйо, Рёма предопределил судьбу режима Эдо, организовав военный союз между Сацумой и Тёсю. Сацума отказались сражаться против Тёсю. Айдзу объявили это изменой и пригрозили напасть на Сацуму. Остерегаясь, как и прежде, военной мощи Сацумы и опасаясь, что столкновение между Айдзу и Сацумой может заставить последних вступить в войну на стороне Тёсю, бакуфу отрядило Кацу Кайсю на роль посредника. Полтора года назад, осенью 1864-го, Кайсю был снят со своего поста специального уполномоченного по военно-морским делам и помещен под домашний арест в Эдо за помощь врагам бакуфу — иными словами, Сакамото Рёме и его банде ронинов. В конце мая 1866 года Кайсю вызвали в замок Эдо и восстановили в должности, поскольку сам сёгун признал, что тот был единственным человеком в Эдо, пользовавшимся у Сацумы и Айдзу достаточным уважением, чтобы уладить дело. По мере приближения конца правления Токугава Кайсю неоднократно рисковал жизнью ради Токугава. Его презирали обе стороны, он пережил не одну попытку покушения. При всей своей верности сёгуну Кайсю был реалистом. И провидцем, еще несколько лет назад ощутившим неизбежность падения бакуфу. Именно поэтому, когда стало ясно, что домашнего ареста ему не миновать, он встретился с Сайго Китиносукэ из Сацумы. Он сказал Сайго, что бакуфу более не способно править, что будущее Японии не за Токугава, а за объединенным представительским правительством, что для того, чтобы усилить страну и убедить иностранные державы пересмотреть унизительные договоры, которые Японии пришлось подписать в предыдущее десятилетие, жизненно необходимо объединить провинции и что Сацуме и Тёсю следует не сражаться друг с другом, а, наоборот, объединиться на благо сильной Японии. Короче говоря, верный вассал Токугава намекнул предводителю одного из самых опасных противостоящих Эдо кланов, что, поскольку конец двухсотпятидесятилетнего правления Токугава близок, Сацума и Тёсю должны объединить силы, чтобы свергнуть бакуфу.

В июне Кайсю написал даймё Айдзу короткое письмо, порицая его за реакционные анти-иностранные настроения, за «неспособность проанализировать ситуацию в мире» и «принять происходящие изменения». Кайсю убеждал князя Катамори, что его «подозрения в адрес Сацумы смахивают на ненависть», и выражал опасение, «что это причинит стране большие неприятности». В конце же письма он выразил надежду, что «бакуфу отныне будет делать все возможное, чтобы честно и беспристрастно выполнять свои долг, невзирая ни на что». Сообщая об этом родственнику сёгуна, Кайсю добивался, чтобы бакуфу организовало управление государством на благо всей страны, а не одного только дома Токугава. Человеку такой силы духа, как у Кайсю, конечно, не приходилось опасаться князя Айдзу. По-видимому, протектор Киото, словно в противовес ауре страха, окружавшей «Волков Мибу», и бойцовому духу его собственных самураев, был человеком слабым.

Кайсю так вспоминал о своем посредничестве между Сацумой и Айдзу тридцать лет спустя: «Я немедленно направился в Киото. Первым, кого я посетил, был [князь] Айдзу. [Он] пил сакэ <...> с двумя своими женщинами. Он лежал в постели, словно был болен. Это было просто отвратительно! Он сказал мне, что понял [ситуацию] и не собирается делать такую ужасную вещь (73). Но его вассалы не послушают его, сказал он мне и добавил: «Теперь, когда вы здесь, все будет в порядке. Сделайте что-нибудь, чтобы убедить моих вассалов».

Кайсю успешно уладил проблему между Айдзу и Сацумой. Однако ранее в том же месяце, 7 июня, Эдо уже начало боевые действия против Тёсю. А 20 июля второго года Кэйо (1866 год), за два года до конца правления Токугава (словно сама богиня Солнца вознамерилась восстановить своего царственного потомка на троне его предков в Киото), Токугава Иэмоти, двадцатилетний сёгун, скоропостижно скончался в замке Осака.

Нечего и говорить, что смерть главы правительства на востоке нанесла серьезный удар по его кампании на западе. Война разгорелась на четырех фронтах вокруг провинции Тёсю, и к первой неделе августа силы Токугава были разбиты на всех четырех. Перед лицом неминуемого поражения бакуфу использовало смерть сёгуна как предлог для окончания военных действий. В декабре, через пять месяцев после смерти Иэмоти, император даровал Токугаве Ёсинобу, бывшему генерал-инспектору войск, защищающих императора в Киото, титул «верховного главнокомандующего экспедиционными силами в борьбе против варваров», сделав его, таким образом, пятнадцатым и последним сёгуном Токугава.

Тем временем богиня Солнца продолжила истязать бакуфу, не считаясь даже со своими. 25 декабря, через двадцать дней после назначения Ёсинобу, император Комэй, поддерживавший Токугава и, тем самым, бакуфу, скоропостижно скончался в своем дворце в Киото. Хотя причиной смерти объявили оспу, пошли слухи, что императора отравили. Слухи эти были небеспочвенны. Живой император крайне мешал придворной партии противников Токугава, чье возвращение к власти упрочила недавняя победа Тёсю. Наследнику Комэя, известному в истории как император Мэйдзи, было всего четырнадцать. Его дед по матери и официальный опекун Накаяма Тадаясу был доверенным лицом Ивакуры Томоми, предводителя придворной партии противников Токугава. Теперь Накаяма мог помочь Ивакуре. В конце 1866 года, как давно предвидел Кацу Кайсю, падение Токугава бакуфу было уже неизбежно.

Крах бакуфу стал и крахом Синсэнгуми. Однако перед тем, как все рухнуло, Кондо Исами и Хидзиката Тосидзо командовали отрядом из сотни с лишком человек. В июне 1867 года, через четыре с половиной года после образования Ополчения роси, всем членам Синсэнгуми был наконец присвоен статус хатамото, что вводило их в ряды «восьмидесяти тысяч всадников» сёгуна Токугава, хотя только командиру Кондо дарована была высокая честь — право прямого доступа к сёгуну. На Синсэнгуми, получающих солидное жалование, больше не лежало клеймо роси. Такого резкого взлета к власти не случалось за всю историю Токугава, даже в сословии самураев.

Через четыре дня после своего взлета к вершинам иерархической лестницы Токугава Кондо Исами посетил важную политическую встречу избранных князей лагеря Токугава. Встреча была созвана по поводу меморандума, являвшего собой опасную угрозу бакуфу. Меморандум был недавно подан на рассмотрение императорского двора четырьмя влиятельными князьями — Фукуи, Тоса, Сацумы и Увадзимы; трое последних не принадлежали к лагерю Токугава. Князья осуждали бакуфу за «неразумные действия» во втором походе против Тёсю, который был «ничем не оправдан» и вызвал «серьезные волнения в стране». Кондо яро осуждал меморандум, защищал бакуфу и резко критиковал наиболее значимых из вассалов сёгуна за то, что те «по необъяснимым причинам слепо следовали за внешними князьями, тогда как, будучи родственниками сёгуна, должны были защищать бакуфу, невзирая на его проступки». Он изложил эти мысли в письме, которое намеревался представить на рассмотрение двора. То, что положение Кондо позволяло обратиться ко двору, показывает, что его политическое влияние в Киото было сравнимо с влиянием самых могущественных из князей. Синсэнгуми больше не были простой полицейской силой на залитых кровью улицах императорской столицы. Они превратились в политическую силу, с которой приходилось считаться. И время сведения счетов близилось.

@темы: перевод, Хиллсборо